Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [140]

Другой депутат – епископ Митрофан – указал, что вероисповедный принцип, рассматриваемый в Думе, «теоретически выражается в стремлении уравнять все вероисповедания» и сводится «к умалению прав одного православия, как религии, господствующей в России». Владыка предлагал депутатам согласиться с предложением Святейшего Синода установить сорокадневный срок увещевания для желающих выйти из православия[726].

Выступления архиереев, как и следовало ожидать, вызвали резкую неприязнь и критику слева – от кадетов до социал-демократов. Последние в традиционной обличительной манере заявили, что господствующая в России Церковь – служанка государства, поддерживающая его во всех начинаниях. Раскритиковав речи преосвященных, социал-демократы, тем не менее, поддержали законопроект[727]. В ответ на резкие суждения «левых» депутатов приводились примеры активной католической проповеди, в том числе и в местах, где поляки почти не жили[728]. Обсуждение продолжилось и на следующих заседаниях: 23, 24, 26 мая. Словесные баталии иногда завершались нарушением «парламентских норм».

Практически все выступавшие в своих речах касались положения Православной Церкви – и настоящего, и возможного в будущем, в случае принятия законопроекта. Главное, на что так или иначе обращали внимание все выступавшие, заявлявшие о необходимости отстоять церковные интересы, был вопрос об оказательстве веры, особенно в Западном крае. Выступавший в заседании 26 мая священник Николай Гепецкий предложил депутатам формулу, при которой, по его мнению, можно было перейти к постатейному чтению законопроекта. Эта формула включала заявление о том, что неограниченное право пропаганды не может предоставляться «различным религиозным вероучениям», а должно принадлежать лишь Православной Церкви. Совращение же в иную веру должно было признаваться уголовно-наказуемым деянием[729]. Разумеется, такая формула свела бы на нет обсуждавшийся законопроект и не была принята. Призыв священника-депутата свидетельствовал, как психологически трудно было отказаться от старых привилегий господствующего исповедания и встать на путь свободы совести. Большинство депутатов в итоге одобрило представленный правительством и рассмотренный вероисповедной комиссией Государственной Думы законопроект, не внеся в него кардинальных изменений, и передала документ в следующую инстанцию – Государственный Совет.

Государственный Совет, своего рода «вторая палата» российского парламента, члены которого частью избирались, а частью назначались государем из высших сановников империи, был не согласен со многими положениями законопроекта, полагая необходимым максимально «охранить» права Православной Церкви. В результате создали согласительную комиссию, которая выработала «компромиссный» вариант, мало похожий на думский. После этого Дума уже не торопилась с повторным рассмотрением законопроекта: до конца 1912 г. депутаты так и не решили этот вопрос. Не был решен он и в период работы Четвертой Государственной Думы.

Другой законопроект, рассматривавшийся в Третьей Думе и опосредованно затрагивавший интересы Православной Церкви, касался старообрядческих общин. Собственно говоря, этот законопроект, внесенный МВД, ко времени рассмотрения депутатами действовал почти три года: он был проведен 17 октября 1906 г. по 87 статье Основных Законов, позволявшей государю в перерывах между заседаниями Думы единолично утверждать новые законы. Однако, это не решало проблемы: Дума рано или поздно должна была вернуться к положению старообрядческих общин. Весной 1909 г. депутаты получили возможность обратиться к решению этой проблемы. Специальная комиссия по старообрядческим вопросам рассматривала правительственный законопроект, понимая, что сторонники «древлего благочестия» не желали пользоваться никакими преимуществами, стремясь получить лишь те права, которые вытекали из принципа религиозной свободы, установленного актами 17 апреля и 17 октября 1905 г.

К февралю 1909 г. комиссия рассмотрела правительственный законопроект и выработала собственные рекомендации. Такое внимание к староверам обратило на себя внимание либеральных публицистов, писавших о свободе совести. По мнению СП. Мелыунова, думский законопроект косвенно узаконивал «вмешательство светской власти, предусматривая, как будет организована община, как происходят выборы священнослужителей и многое другое. В то же время, – указывал он, – и регистрации общин и контроль по-прежнему остаются в руках администрации»[730].

12 мая 1909 г. в Государственной Думе начались слушания, открытые докладчиком комиссии по старообрядческим вопросам В. А. Карауловым. Откровенно симпатизируя старообрядцам, Караулов старался показать, что они вполне заслуживают полного уравнения в правах с господствующей Церковью. Комиссия предложила ввести в 1 статью думского законопроекта право проповедования. Предлагалось использовать термин: «священнослужители по старообрядчеству, именующиеся иерархическими по старообрядчеству наименованиями», то есть признать за старообрядцами-поповцами право публично называть свою иерархию в соответствии с православной традицией. Другие изменения также касались облегчения положения староверов