Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [142]
Такие заявления были просто невозможны в «симфоническом» государстве, как невозможно было выработать единый «нормальный» устав религиозных обществ, в котором оговаривались бы права всех групп (в том числе старообрядцев и представителей Православной Церкви). Такое предложение, выдвинутое публицистом СП. Мельгуновым, предусматривало освобождение от государственной опеки всех без исключения вероисповедных организаций, признание за ними свободы религиозных верований и их внешнего выражения. «Осуществление свободы совести требует, таким образом, – писал Мельгунов, – изменения всего действующего законодательства в духе установления гарантий для всех граждан без различия исповедания и в равной мере религиозной свободы»[740].
В 1910-х годах Третья Государственная Дума обсуждала еще один законопроект, имевший непосредственное отношение к Православной Церкви. В отличие от первых двух он касался сугубо внутреннего ее дела. 9 июня 1908 г. Государственная Дума предоставила комиссии по делам Православной Церкви подготовить и внести на рассмотрение депутатов доклад по вопросу о правоограничениях, связанных с лишением или добровольным снятием с себя духовного сана. В общее собрание этот доклад был внесен 1 ноября 1908 г.; принят в первом обсуждении 5 мая, во втором – 31 мая, по докладу редакционной комиссии – 2 июня 1909 г. Депутаты внимательно изучили проект, представленный Министерством внутренних дел и добавили в него некоторые коррективы, увеличивающие права лиц, снявших с себя священный сан. В представлении МВД предполагалось исключить из закона ограничение права бывших священников, причетников и монахов поступать на государственную службу. Чиновники считали необходимым запретить лишь прохождение государственной службы в пределах той губернии, где «бывшие» состояли священно– и церковнослужителями либо монахами.
Государственная Дума, в отличие от МВД, предлагала вообще отменить ограничения прав бывших клириков. Правда депутаты оговаривались, что бывшему монаху, исключенному на основании церковных законов и по приговору духовного начальства, нельзя проживать на расстоянии менее 5 верст от той обители, где он ранее проходил послушание, если речь не шла о столицах и губернских городах. При добровольном снятии монашества бывшему иноку должно было предоставляться пользование всеми «правами, как по роду, происхождению, образованию и ученым степеням ему принадлежащими, так и службой до пострижения приобретенными». Служба добровольно снявших сан «в штатных должностях в духовном звании» должна была засчитываться «при исчислении лет выслуги на пенсию и при поступлении на государственную службу», а прохождение службы в духовных должностях должно было вноситься в послужные списки. В случае снятия священного сана с исключением из духовного звания на основании церковных законов и по приговору духовного начальства предполагалось предварительно сообщать о происшедшем в местное губернское правление[741].
Государственный Совет внес в законопроект свои поправки. Сенаторы исключили право добровольно снявших сан на зачет времени службы по духовному ведомству в срок выслуги пенсии. В ином случае вопрос потребовал бы подробного сопоставления с постановлениями Общего устава о пенсиях и Устава о пенсиях священникам духовного ведомства. Кроме того, Государственный Совет дополнил, что добровольно сложившие сан сохраняют не только права состояния по происхождению, образованию и службе, но и приобретенные путем пожалования. Для лиц, лишаемых духовного сана за пороки и проступки по решениям духовного суда, Государственный Совет сохранил ограничения в праве поступления на государственную службу: для священников – на три года, для диаконов – на два.
В результате возникших разногласий была создана согласительная комиссия из депутатов Думы и членов Государственного Совета. 31 января 1911 г. комиссия единогласно одобрила проект в редакции Государственного Совета, не внеся в него изменений. На этом основании законопроект был принят Государственной Думой 1 апреля 1911 г.[742]
Казалось бы, все позади: осталось только получить утверждение у государя. Но этого как раз и не случилось. – Будучи конфессиональным, Российское государство не могло отказаться от права наказывать за действия, прямо или косвенно поощрявшие отпадение от господствующей Церкви. Видимо по этой причине государь 26 мая 1911 г. собственноручно начертал на законопроекте: «Не утверждаю»[743].
Как верховный ктитор Православной Церкви, Николай II не хотел допускать Государственную Думу до решения внутренних церковных дел. Выражая свое недовольство (в том числе и желанием депутатов рассмотреть «церковный вопрос»), на приеме 8 июня 1912 г. Николай II официально заявил, что в Думе «некоторые дела получили не то направление, которое мне представлялось бы желательным»
