Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) - [129]
Предложенные вниманию депутатов Основные положения законопроекта о свободе совести напрямую затрагивали интересы Православной Церкви как главенствующей конфессии империи. В самом деле, депутаты настаивали на том, чтобы пользование гражданскими и политическими правами не зависело от вероисповедания, а все существовавшие и вновь образующиеся вероисповедания пользовались бы равными правами не только при отправлении религиозных обрядов, но и при распространении своих учений (если, разумеется, не совершались деяния, предусмотренные общими уголовными законами). Это значило, что в наихудшем положении оказалась бы Православная Церковь, которая, в отличие от остальных конфессий империи, находилась в полном подчинении у государства.
Кроме того, депутаты полагали необходимым оговорить право каждого жителя страны противостоять возможному государственному принуждению к исполнению обязанностей, вытекавших из принадлежности к какому-нибудь вероисповедному обществу. Государство, по их мнению, не могло заставлять человека совершать религиозные действия или участвовать в обрядах какого-нибудь вероисповедания против его воли. Это положение при желании можно было трактовать и как намек на возможность внеконфессионального состояния, то есть на право россиян не исповедывать никакой религии! Разумеется, в то время до этого дело дойти не могло, но важно отметить сам факт появления указанного положения. Депутаты считали, что никто не может отказываться из-за своих религиозных убеждений от исполнения гражданских и политических обязанностей (кроме указанных в законе случаев). А достигнув 17-летнего возраста каждый должен был получить право выходить из состава вероисповедного общества. Особый закон должен был определять порядок ведения актов гражданского состояния, а также преподавание вероучения[666].
К Основным положениям прилагалась объяснительная записка, в которой депутаты доказывали, что принцип свободы совести не чужд Основным законам Российской империи, хотя и не осуществился в законодательных нормах. Понятно, что акцент делался на праве «оказательства», имевшемся только у Православной Церкви. Остальные конфессии в России, по мнению депутатов, часто терпели притеснения от властей. При этом и сама Православная Церковь только страдала «от этого режима, отнимающего у нее возможность нравственного воздействия и авторитет». Высокие принципы указа 17 апреля 1905 г., говорилось в объяснительной записке, не получили надлежащего осуществления. Депутаты полагали, что допуская переход в неправославные исповедания, указ 17 апреля должен был разрешить неправославным и свободное распространение своих вероучений.
«Наконец, – заявляли они об указе 17 апреля, – он ничего не говорил о праве не принадлежать ни к какому исповеданию, которое, очевидно, входит в последовательно проводимый принцип свободы совести. Очевидно как с ним несовместимо принуждение, прямое или косвенное, к принятию какой-либо религии, так несовместима и принудительная религиозность вообще»[667]. Такая позиция составителей явно не могла рассчитывать на понимание правительства: помимо политической заинтересованности светских властей в союзе с Православной Церкви, немаловажной была и психологическая сторона. Большинство православных, даже из числа выступавших за свободу совести, не воспринимало всерьез требования о легализации внеконфессионального состояния, понимая под таковым прежде всего активное богоборчество, «свободу без совести». Установление в России права не принадлежать ни к какому исповеданию было бы понято Церковью как отказ государства от своих религиозных прав и указание на то, что православная империя не нуждается более в религиозном освящении, полагая достаточным установление формальных, то есть законодательных рамок, регламентировавших ее отношения с религией большинства.
Составители записки полагали, что необходимо изменить и уголовное законодательство, дабы оно соответствовало принципам указа 15 апреля и манифеста 17 октября. Депутаты считали недостаточным принятие закона 14 марта 1906 г., согласовывавшего некоторые постановления уголовного законодательства с указом 17 апреля и вводившего в действие вторую главу нового Уголовного уложения, в результате чего было отменено почти 40 дискриминационных статей[668]. Авторы законопроекта считали, что введение полной религиозной свободы в России является первой обязанностью первого русского парламента. Только полное осуществление свободы совести, – полагали депутаты, «может восстановить то доверие и нравственную связь отдельных народностей, без которых невозможно процветание, благоденствие и мощь России, невозможно поднятие авторитета Православной Церкви, невозможно умиротворение народной совести». Такая свобода, резюмировалось в записке, поведет только к нравственному обновлению России и возрождению в ней религиозного чувства
