— Она укууууутает теееебя, онааа улооожит спаааать…
— Я растворяяяяюсь в неееей навееееек,
Меееня не стооооииит ждаааать…
Мелодия закончилась так же внезапно, как и началась. Мы стояли у края воды и смотрели друг на друга, так и не разомкнув рук. Посейдон был серьезен, но глаза… его глаза улыбались.
Словно опомнившись, я оттолкнула от себя мужчину, не удержалась, и бухнулась обратно в воду, вновь обретя все плавательные принадлежности. Плавники, хвост, жабры, все было на месте.
— Что это была за фигня?! — обвинительно уставилась я на Владыку Морей.
— Это было чувство, Амифитрита… И это чувство породило звук, мелодию, песню. Постарайся завтра вспомнить о том, кто ты… Прежде, чем начнешь петь.
— Ээээй! Но я не хочу! Там будет фонограмма, песенка уже заготовлена! — возмутилась я, но Посейдон лишь усмехнулся.
— Настоящая нереида никогда не опустится до фальши. Спеть плохо, но спеть самой… В этом больше души, чем в том обмане, что собираются провернуть устроители этого безумного конкурса. Вспомни завтра мои слова, нереида.
Посейдон, легко наклонившись, подхватил остатки вина и спешно ушел, так ничего больше и не сказав. А я задумалась о смысле жизни…
Сказать, что следующий день был катастрофой — ничего не сказать. Это был провал. Потому что хваленая Кувалдовская фонограмма была отключена. Магия, видите ли, не работала.
— Блин! Попала в другой мир, а тут с магией те же проблемы, что у нас с электричеством! — вопияла я, уперев руки в боки и выглядывая из переносной уже знакомой мне золоченой ванны. Девочки, сидевшие рядом, презрительно посматривали в мою сторону. Я услышала, как одна из них даже сквозь зубы обозвала меня «селедкой драной». Пфф. Было бы на что обижаться. Уж лучше быть селедкой, чем кобылой на копытах с лицом, погребенным под слоем пудры, словно слежавшаяся мумия.
Тем временем конкурс уже шел во всю. Конкурсантки рыдали. Ибо от природы не все мы соловьи голосистые. Есть и те, кто из разряда «Спой птичка, не стыдись». Наставницы рыдали тоже, обиженные голосами выступавших девиц, еще больше рыдал зрительский зал, ну а Наследник Альберт, казалось, был всем вполне доволен. Одной особенно отличившейся девице, которая взяла не голосом, но танцем, причем весьма откровенным, Альберт даже засвистел. Вот ведь бабник!
Скажу по правде, было несколько девушек, у которых был поистине чудесный голос. Например та скромняга, что в первом туре со мной выступала. Она пела, словно ангел! И судьи не могли это не оценить!
И вот, тадададам, настал мой черед.
Носильщики, крякнув для приличия, подняли меня вместе с ванной и поволокли на сцену. Они, бедные, уже наверное меня прокляли раз тридцать разтак и разэдак. А что? Мне приятно! Больше не одну девушку не носили на руках столько раз за конкурс!
В общем, поставили меня на сцену. Сунули в руки какой-то шарик, а ля микрофон, и велели петь. Заиграла мелодия той песни, которую мы планировали с наставницей вначале. Благо, хоть имелись музыканты, которые не зависели от магической фонограммы.
Я на мгновение прислушалась к себе. Что это будет? Позор или фурор? Или и то, и другое?
Хорошо, что у песни было длинное вступление. Было время настроиться… Пока настраивалась, встретилась взглядом сначала с насмешливым Альбертом, а затем с обжигающе-страстным Посейдоном. Вспомнила невольно его наставления. Думает, как бы я его не опозорила? Мол, избранница не умеет петь? Отчего-то последняя мысль казалась мне очевидной. В мужское благородство я, увы, уже давно не верила.
А вот фиг ему! Не дождется! И Альберту, что с наслаждением ждет того, как я сгорю от позора и его хохота, тоже фиг!
Негромко покашляв, я взяла в руки шарик, усиливавший звук.
— Прошу музыкантов на мгновение остановить сию прелестную… ээээ. симфонию, — попросила я.
— В чем дело!? — выкрикнул кто-то из зала, но я не обратила внимание.
— Дело в том, что я хочу признаться в страшном злодеянии, — сообщила я, а зал навострил уши. — Да-да. Ужаснейшая оплошность. Так вышло, что я не умею петь. Ну вообще. Я готовилась, да… Но, увы! Фонограммы нет… сами понимаете.
По залу прошелся баловень-смешок.
— Поэтому, я решила, что расскажу стихотворение. Не хочу мучить ваши уши…
— Это недопустимо! — вскочила одна из судий, но ее остановил Альберт.
— Почему это? Пусть рассказывает стих.
Ну и я рассказала.
— Один мой друг сказал, что честность
Важнее самых лестных слов
И пусть за ней ждет неизвестность
И много горестных шагов…
Однако я пред вами, судьи,
Сегодня все ж ее исполню
И хоть мелодии не помню,
Ее вы все ж примите… гхм… люди!
Мне хлопали. О да, это была импровизация! Зато какая! Высший балл мне не поставили, но и не заклеймили позором. Что ж, надеюсь, что это был хороший результат!
