Рукотворное море - [8]

Шрифт
Интервал


Сентябрь 1957 г.

Не мне одному кажется, что где-то после сорока, а может быть, и после пятидесяти жизнь вдруг понеслась, точно сорвалась с предохранителя, и теперь за ней не поспеть, да, да, не поспеть, не угнаться.

Конечно, ты отлично понимаешь, что надо жить с сознанием того, что никогда не поздно начинать что-нибудь новое с самого начала: книгу, на которую заведомо не хватит жизни, взяться за изучение нового языка, перестройку характера, хотя это и дело безнадежное, менять систему мышления.

Да, большое искусство не ждать будущего, а жить тем, что есть. И все-таки, может быть, как раз от возраста, от избытка впечатлений, если хотите, от житейского опыта, ощущение, что жизнь не становится яснее, наоборот, ты все больше ощущаешь ее, как спутанный клубок. Вероятно, плохо признаться в этом на старости лет.


Август 1959 г.

Было бы несправедливо, однако, сказать, что вся жизнь почти прошла, слишком поздно я спохватился и что ничего не сделано для истории.

Вспоминая, оглядываясь на прожитые годы, я все больше и больше склоняюсь к тому, что зримая жизнь, в которой и радости, и печали, и успехи, и поражения, — единственно ценное, что сохранилось в памяти, — в ней нет ни капли фальши, лжи, все естественно, все истинная правда. А разве не самое важное сейчас для всех сторон нашей жизни — ни одного фальшивого шага, ни грамма лжи?


Январь 1960 г.

С приближением старости все больше сталкиваешься с проблемами будущего, вопросами, связанными с жизнью дальнейших поколений, с которыми тебе столкнуться не придется. Это горькое чувство понимать, что твое любопытство — а какова жизнь будет дальше? — никогда не будет удовлетворено. А вокруг тебя все больше и больше свидетельств, что человечество готовится к будущей жизни. Проблема больших городов. Вопросы транспорта будущего. Социальное переустройство мира. Межпланетные путешествия. Победа над раком.

ИЗ ФРОНТОВЫХ ТЕТРАДЕЙ

И сколько бы ты ни пытался постигнуть жизнь, многое будет оставаться неясным. Ты хочешь узнать войну во всех ее проявлениях? Но ты не стал разведчиком, не бросался грудью на пулемет, не закрывал амбразуру дота своим телом! Чаша жизни бездонна, ты пьешь из нее, но она по-прежнему полна до краев.

Представлял ли я себе с достаточной отчетливостью, что такое шальная пуля, или внезапный артналет, или роковая мина противника? По-настоящему я испугался на фронте дважды: когда не пошел на рекогносцировку с командиром одного отдельного артполка, чтобы выбрать новое место для командного пункта, и когда тяжело ранило, подорвался на мине командир комендантского взвода. Я, если бы был там, шел бы на его месте и точно так же не перепрыгнул через поваленный ствол, а обязательно наступил бы на него; и второй раз, когда в землянке командира роты, у которого я в те дни жил, кто-то, перезаряжая автомат, выпустил очередь, прострелил сапоги, стоявшие возле стены, — мои остались целы, так как я их в тот раз не снял.

А однажды мы с командиром части попали под обстрел. Он стал пригибаться, перебегать, хоронясь за уцелевшими деревьями и в воронках от снарядов. Он кричал на меня, чтобы я делал точно так же. Я шел по битому полю, не обращая внимания на обстрел. Не потому, что я был храбрым, и даже не потому, что я был фаталистом. Скорее всего, просто потому, что опрокинувшаяся на всех нас беда войны, и на меня лично еще и беда болезни, как бы перелицевала и инстинкт самосохранения, и веру в будущее, и естественную человеческую способность испытывать страх.

Одним словом, говоря коротко, я так плохо болел перед самой войной, так медленно выздоравливал, да и не полностью еще выздоровел, что к своему участию в войне, к своему положению на фронте, к своей фронтовой участи я относился с фаталистическим спокойствием — убьют так убьют. Я не боялся смерти, это мгновение, только бы не ранило тяжело, но и то я верил, что от боли спасусь, потеряв сознание. Поэтому, не выхваляясь, я скажу, что я не боялся обстрелов.


В атаки я не ходил, в окружении не был, даже под сильную бомбежку не попадал. Война для меня была — дороги, дороги, дороги, разбитые асфальтом шоссе, проселки…

И дикие перегрузки, когда по немыслимой грязи нужно было протопать с вещевым мешком двадцать, а то и тридцать километров.

Когда на войне погибает солдат, он погибает во имя долга. Потомки чтут его память. Слава принадлежит ему. Если он погиб, совершая подвиг, внуки и правнуки будут им гордиться. Он своей смертью вдохновляет своих потомков на жизнь полной грудью.

Когда в глубоком тылу погибает женщина, жена и мать, своей тихой, незаметной кончиной, смертью беззащитного существа — нас, оставшихся жить, лишает душевного покоя.

Несколько услышанных мной рассказов

Транспортный самолет с ранеными подвергся нападению. Многие раненые получили повторные ранения. Один был убит. Он, может быть, был не тяжело ранен и считал, что для него война кончилась.


При наступлении танков часть рассыпалась и спряталась в стогах. Танки прочесали стога пулеметными огнем. В одном из трупов потом нашли стежку из семи пулеметных ранений. Затем прошли по стогам гусеницами. Единственно уцелевший, видя надвигающийся танк, вытащил наган и, приставив его к виску, спустил курок. Выстрела не последовало. Позже он нашел соломинку, она помешала выстрелу. Второй выстрел он сделать не успел. Танк налетел и — гусеницами его не задел.


Еще от автора Александр Григорьевич Письменный
Фарт

В книгу «Фарт» Александра Григорьевича Письменного (1909—1971) включены роман и три повести. Творчество этого писателя выделяется пристальным вниманием к человеку. Будь то металлург из романа «В маленьком городе», конструктор Чупров из остросюжетной повести «Поход к Босфору», солдаты и командиры из повести «Край земли» или мастер канатной дороги и гидролог из повести «Две тысячи метров над уровнем моря» — все они дороги писателю, а значит, и интересны читателям.


Ничего особенного не случилось

В этой книге известного советского прозаика Александра Письменного, скончавшегося четыре года назад, произведения, созданные как в годы первых пятилеток (рассказы «Буровая на море», «На старом заводе», «Повесть о медной руде»), так и в годы Великой Отечественной войны: «Была война», «Ничего особенного не случилось» и др.Книга воспитывает в молодом поколении гордость за дело, совершенное старшим поколением.Автор предисловия писатель Виталий Василевский.


Рекомендуем почитать
Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик

Сборник статей, подготовленных на основе докладов на конференции «Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик» (2017), организованной журналом «Новое литературное обозрение» и Российской государственной библиотекой искусств, в которой приняли участие исследователи из Белоруссии, Германии, Италии, Польши, России, США, Украины, Эстонии. Статьи посвященных различным аспектам биографии и творчества Ф. В. Булгарина, а также рецепции его произведений публикой и исследователями разных стран.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.