Рукотворное море - [143]

— Зачем здесь этот настил? — спросил Васька.

— Старатели изрыли, — сказал Василий Васильевич.

Здесь кругом были золотоносные места, и глубже, в лесу, строилась драга; они нагнали грузовик с частями для драги, а потом — гусеничный тягач, застрявший на повороте. Тягач тащил за собой на огромных салазках здоровенный металлический барабан. Иногда им навстречу попадались обозы. Бородатые мужики в широких тулупах, медленные и важные, спокойно отводили лошадей к краю дороги и что-то кричали Василию Васильевичу.

Они ехали долго, и Ваське надоело глазеть по сторонам. Он стал присматриваться к работе механика: старался запомнить, что делает Василий Васильевич, когда нужно машину затормозить, как он переводит рычаг скорости, как дает газ, как включает зажигание. Василий Васильевич посмотрел искоса на мальчика и сказал:

— Учись, Василий Васильевич. Машину водить ты в три счета научишься.

Доставив пассажира на шахту, механик плотнее прихлопнул дверцу и сказал Ваське:

— Ну, теперь смотри: открываю запорный краник топливного бака, включаю зажигание, нажимаю на педаль стартера, поехали.

И они действительно поехали.

Немного погодя Василий Васильевич остановил машину и снова медленно, объясняя, что он делает, пустил машину вперед. Он повторял несколько раз тот же маневр, чтобы Васька мог получше все запомнить.

Солнце ушло за лес. Стемнело. Василий Васильевич зажег фары.

Когда они выехали из леса, Василий Васильевич поменялся с Васькой местами, и Васька попробовал управлять машиной. Конечно, Василий Васильевич, повернувшись к нему лицом, все время придерживал баранку правой рукой, но все же Васька сидел на водительском месте.

После этого вечера Васька часто стал приходить в гараж. Первое время он очень стеснялся и каждый раз долго придумывал, чем бы объяснить свой приход. Но потом, когда Василий Васильевич научил его самостоятельно обращаться с машиной, Васька почувствовал себя уверенней. Он только боялся, что заведующий прогонит его из гаража, и старался не встречаться с ним.

Потом наступили каникулы, и Васька стал целые дни проводить в гараже. Он перезнакомился со всеми шоферами, слесарями, уборщиками и со многими подружился. Но, конечно, ближе всех ему был Василий Васильевич.

Они часто вместе ездили на шахты, на золотые прииски, иногда отвозили пассажиров на узловую станцию, потому что скорые поезда не останавливались в Раздаточной.

При Ваське Куприянове механик никогда не ругался, никогда не кричал на людей, хотя нрав у Василия Васильевича был строгий, и даже заведующий немного его побаивался. С Васькой он говорил так же, как с другими, тоном серьезным и в то же время слегка насмешливым; но только к нему любил он обращаться со смешными присказками, точно желал сказать Ваське что-то простое и доброе и не находил ничего более подходящего. Точно вспоминал о чем-то, говоря с ним.

VI

Прошло много времени, и однажды вечером, когда Васька Куприянов был в гараже, из главной конторы сообщили, что к приходу свердловского поезда нужно подать машину. Должны приехать из треста три человека.

Большинство шоферов в этот час были в разъездах, другие недавно вернулись из очередных рейсов, Василий Васильевич был очень занят, так как к завтрашнему дню нужно было закончить ремонт грузовика. Он предложил Ваське съездить на станцию.

Васька заправил «газовку», ту самую, на которой учился впервые водить автомобиль, и приготовился ехать. На дорогу механик сказал ему:

— Ты смотри не перепутай, Василий Васильевич. Один пассажир должен быть усатый, в меховой дохе, по фамилии Маслов. Опись других двух не указана.

— Ладно, — сказал Васька, — не перепутаю.

— У водоразборной будки полегче веди машину. Там бабы всю дорогу залили водой, сплошной лед.

— Довезу, Василий Васильевич, — сказал Васька.

Когда он приехал на станцию, до прихода поезда оставалось пятнадцать минут. На станционной платформе было темно, и только узкие, холодные полоски света, которые проникали между шторами, падали на снег. Железнодорожные пути лежали в темноте, и было такое чувство, что за ними, за редкими огоньками стрелок, за красным глазом семафора конец земли. Далеко за станцией пыхтел маневровый паровоз, и это только усиливало впечатление. Казалось, что на землю лезет из темноты что-то огромное, тяжелое, запыхавшееся.

Ваське редко приходилось выезжать одному, и всякий раз, когда это случалось, он очень боялся напороться на инспектора. У него не было шоферских прав. Он ездил незаконно. И теперь, в ожидании поезда, он стал думать, как бы не наскочить на инспектора. Он подошел к темному станционному окну, стал перед ним так, чтобы на его лицо падал свет, проникающий между шторами, и посмотрел, как в зеркало, достаточно ли взрослое у него лицо. Он очень боялся осрамиться перед пассажирами. Он потуже завязал шнурки своей суконной ушанки. «Как девчонка», — подумал он. Он развязал шнурки, поднял низ ушанки. Теперь лицо приняло мальчишеское выражение, но от этого казалось еще более молодым. «Ладно, — подумал Васька с болью в душе, — опущу низ, пускай инспектор подумает, что баба едет. Так все-таки лучше, а то обязательно остановит».