Рукотворное море - [110]

Шрифт
Интервал

— Зря, между прочим. Отсюда в Крым вы не пробьетесь.

Не скажу, что я родился в сорочке, но моя лапушка из гостиницы дала толковый совет.

— Тебе пробраться в Крым, — говорит, — пара пустяков. Генерал обожает артистов и писателей.

— Какой генерал? — уставился я на нее.

— У меня знакомый летчик. Стоит обратиться к командующему, он мигом перебросит тебя куда захочешь.

Что мне больше всего понравилось в ней, так именно то, что она не только не вяжется: «Ах, не уезжай! Я к тебе так привыкла!» — а, напротив, дает дельный совет. По сему случаю я еще задержался у нее на два денька, и мы продолжали наш короткий медовый месяц.

Через два дня приняли меня как родного.

— В тринадцать тридцать, — говорят, — у нас идет «щучка» с одним капитаном. Берите шмутки и шагайте на аэродром. На машине подбросить вас не имеем возможности. Располагаем транспортом небесным, наземного у нас нет. Тут недалеко, семь километров. А по телефону дадут команду.

Вид у меня, конечно, был тот! Вторая половина августа, жарынь, солнце печет, как в субтропиках, а по дороге с чемоданом и демисезонным пальто шагает хмырь, ростом чуть-чуть не дотянувшийся до двух метров, и на нем фетровая шляпа и новые галоши! Прикиньте-ка — семь километров да по такой жаре!

Пилот беспрекословно посадил меня в самолет, и обратный путь через Азовское море, хоть и по воздуху, мне все же пришлось проделать. Почему-то курс на Крым, хоть и без приземления, пролегал так: сперва на Мариуполь, совсем рядом с Таганрогом, потом на Геническ, потом на Севастополь. Армейский капитан, летевший пассажиром кроме меня, был с дочкой лет шести. Всю дорогу она напевала и ела яблоки.

Наверно, людям моей комплекции противопоказаны воздушные сообщения, слишком противоестественно поднимать такую тушу в воздух, во всяком случае, в машинах, подобных «щучке» или как там она называлась. Только-только мы набрали высоту, как в воздушных потоках нас начало бросать то вверх, то вниз, и я сразу вспомнил: рожденный ползать летать не может; и лишний раз я убедился, что именно к этой категории существ я и принадлежу. Но мы летели. И самолет наш хоть и назывался «щучкой», все же был сухопутным, а под брюхом его хоть и мелкое, но все же было море. И начиняют ли его мины, как банку килек черный перец, или нет, не имело теперь никакого значения. В маленькое самолетное окошко я глядеть не решался. Проклятая «щучка» сама показывала, где мы летим, становясь в воздухе то на один бок, то на другой, до сих пор не пойму, зачем это понадобилось. От нежелательных эволюции желудок у меня то подкатывал к горлу, то уходил в пятки вместе с душой. Я пытался найти удобное положение, уставиться в какую-нибудь неподвижную точку впереди себя и не видеть, что делается за бортом. Ничего не помогало. После серых морских волн «щучка» показала мне в окно взорванный металлургический завод, и я понял, что мы уже над другой стороной моря. Потом был отвесный разворот на Геническ, и мне в глаза лезли мирные золотистые песчаные пляжи. Затем я просто попрощался с жизнью от болтанки, когда пошли теснины и кручи Крымских гор. Вы думаете, это пустяковые горы? Посмотрели бы на них из окна проклятой «щучки»! От одного их коричневато-серого цвета и ужасающих склонов, неожиданно и нелепо перекошенных, у меня выворачивало все нутро. А девчонка знай себе напевает да хрустит яблоком!

Я понимал, что и она, и ее папа глубоко презирают меня. Да еще пилот, вместо того чтобы безотрывно следить за курсом, нет-нет да обернет ко мне злые глаза.

Что-то в самолете скрипело, визжало, вот-вот он развалится на составные части, моторы его — по-моему, их было два — то затихали, и тогда я думал: конец! То начинали работать с утроенными оборотами, и мне казалось, что они сейчас взорвутся. Сердце у меня замирало, останавливалось, потом, как моторы, начинало биться с удвоенной быстротой. А девчонка продолжала как ни в чем не бывало хрустеть яблоком. Если бы она хоть перестала жевать!

Не знаю, как я дожил до той минуты, когда наконец в самолетное окошко ворвалась морская синева, и это была синева Черного моря. «Щучка» сделала резкий вираж, я почти потерял сознание и тут же понял, что мы идем на посадку. Тотчас колеса ударились о землю, самолет подпрыгнул, еще раз подпрыгнул, и все застучало, засвербило в теле несчастной «щучки». Она пробежала немного по земле и остановилась. И тогда меня вывернуло наизнанку еще раз.

Армейский капитан с дочкой быстро выпорхнули из самолета, а я все не мог очухаться. Выбираясь из своего сиденья, пилот бросил мне через плечо:

— Все убрать! Тут за вами подтирать некому.

«Эх, брат Дольников! Ведущий артист московской эстрады! — с горечью подумал я про себя. — Какие еще испытания выпадут на твою долю?!» Я послушно встал и спрыгнул на землю. Все поле вокруг было завалено немецким мусором — грязным тряпьем, обгоревшими автомобильными кузовами, бомбовыми стабилизаторами, пробитыми касками и неисчислимым количеством бумаги: разорванными письмами, дневниками, обрывками журналов и газет. Ведущий артист московской эстрады переборол отвращение, собрал грязные немецкие обноски, взобрался обратно в проклятый самолет и принялся за уборку.


Еще от автора Александр Григорьевич Письменный
Фарт

В книгу «Фарт» Александра Григорьевича Письменного (1909—1971) включены роман и три повести. Творчество этого писателя выделяется пристальным вниманием к человеку. Будь то металлург из романа «В маленьком городе», конструктор Чупров из остросюжетной повести «Поход к Босфору», солдаты и командиры из повести «Край земли» или мастер канатной дороги и гидролог из повести «Две тысячи метров над уровнем моря» — все они дороги писателю, а значит, и интересны читателям.


Ничего особенного не случилось

В этой книге известного советского прозаика Александра Письменного, скончавшегося четыре года назад, произведения, созданные как в годы первых пятилеток (рассказы «Буровая на море», «На старом заводе», «Повесть о медной руде»), так и в годы Великой Отечественной войны: «Была война», «Ничего особенного не случилось» и др.Книга воспитывает в молодом поколении гордость за дело, совершенное старшим поколением.Автор предисловия писатель Виталий Василевский.


Рекомендуем почитать
Джованна I. Пути провидения

Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Философия, порно и котики

Джессика Стоядинович, она же Стоя — актриса (более известная ролями в фильмах для взрослых, но ее актерская карьера не ограничивается съемками в порно), колумнистка (Стоя пишет для Esquire, The New York Times, Vice, Playboy, The Guardian, The Verge и других изданий). «Философия, порно и котики» — сборник эссе Стои, в которых она задается вопросами о состоянии порноиндустрии, положении женщины в современном обществе, своей жизни и отношениях с родителями и друзьями, о том, как секс, увиденный на экране, влияет на наши представления о нем в реальной жизни — и о многом другом.


КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла»

Сергей Соколов – бывший руководитель службы безопасности Бориса Березовского, одна из самых загадочных фигур российского информационного пространства. Его услугами пользовался Кремль, а созданное им агентство «Атолл» является первой в новейшей истории России частной спецслужбой. Он – тот самый хвост, который виляет собакой. Зачем Борису Березовскому понадобилась Нобелевская премия мира? Как «зачищался» компромат на будущего президента страны? Как развалилось дело о «прослушке» высших руководителей страны? Почему мама Рэмбо Жаклин Сталлоне навсегда полюбила Россию на даче Горбачева? Об этом и других эпизодах из блистательной и правдивой одиссеи Сергея Соколова изящно, в лучших традициях Ильфа, Петрова и Гомера рассказывает автор книги, журналист Вадим Пестряков.


В погоне за ускользающим светом. Как грядущая смерть изменила мою жизнь

Юджин О’Келли, 53-летний руководитель североамериканского отделения KPMG, одной из крупнейших аудиторских компаний мира, был счастливчиком: блестящая карьера, замечательная семья, успех и достаток. День 24 мая 2005 года стал для него переломным: неожиданно обнаруженный рак мозга в терминальной стадии сократил перспективы его жизни до трех месяцев. Шесть дней спустя Юджин начал новую жизнь, которую многие годы откладывал на будущее. Он спланировал ее так, как и подобает топ-менеджеру его ранга: провел аудит прошлого, пересмотрел приоритеты, выполнил полный реинжиниринг жизненных бизнес-процессов и разработал подробный бизнес-план с учетом новых горизонтов планирования с целью сделать последние дни лучшими в жизни. «В погоне за ускользающим светом» – дневник мучительного расставания успешного и незаурядного человека с горячо любимым миром; вдохновенная, страстная и бесконечно мудрая книга о поиске смысла жизни и обращении к истинным ценностям перед лицом близкой смерти.


Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Впервые выходящие на русском языке воспоминания Августа Виннига повествуют о событиях в Прибалтике на исходе Первой мировой войны. Автор внес немалый личный вклад в появление на карте мира Эстонии и Латвии, хотя и руководствовался при этом интересами Германии. Его книга позволяет составить представление о событиях, положенных в основу эстонских и латышских национальных мифов, пестуемых уже столетие. Рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг интересующихся историей постимперских пространств.


Серафим Саровский

Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.