Ручьи весенние - [95]
Хозяйка у меня огородница, не дай не приведи! Ее пуще всего обоша тревожит. Пристала ко мне: «Вези Солку подале от греха. У нее кровь распалилась, может, там утихомирится». Ладно, увез. Весна, ручьи. Сам знаешь, какая пора: и земля весной в себя семя просит. Вижу, мается бабочка. Вечерами уставится в окно и смотрит на дорогу, а глаза тусменные-тусменные сделаются. «Меня, — говорит, — здешнее одиночество поедом ест». И, по совести сказать, правда, кровь-то кипит, куда от нее денешься? Вот ты теперь мне и скажи, товарищ секретарь: а почему все это проистекает?
Андрей не дышал: слушал.
Леонтьев только хотел было заговорить, но рыбак опять удержал его:
— Чуток еще повремени, Василий Миколаич, не все, не досконально выложил я тебе. Как говорится, своя боль больнее. Пусть Солка — баба безмужняя, а молодая баба без мужика — горох при дороге: кому ни надо, щипнет. Но оглядись кругом, сколько в нашей деревне девичьих сынов?
— Это каких же девичьих?
— Известно, без замужества прижитых. Тоже вопрос немаловажный. Парнишка чуть подучился — в город. Слов нет, и городу нужны люди: город нынче на деревню, ой-ой, как работает! Но ведь парней-то соковитых — один на десятерых. Вот тебе и загадка: садил пять, вынул шесть, а одного нет… Думал я, думал, искал виноватого, искал и понял: вся наша жизнь виноватая. Рассуди, сколько порушенных в войну и после нее семей? Безотцовщины? Разбойства? Хулиганского беспутства? Как все это привести в порядок? И вот через что приступил я к тебе с моим горем. Много хороших слов разных говорили нам краснобаи, а только хвастливым словам мужик не верит. Не любит народ хвастовства. О тебе же, обратно говорю, другая байка промеж людей прошла — поверили в тебя. Смотри не подведи. Шибко обидно будет!
Хрисанф Иванович наклонил голову, положил на колени натруженные, со множеством застарелых шрамов руки и выжидательно замолк. Молчал и Леонтьев. Чуть приоткрыв глаза, Андрей смотрел на них обоих и тоже думал и тоже с волнением ждал ответа Леонтьева.
Василий Николаевич, ссутулившись, заговорил негромко, как и рыбак, раздумчиво:
— Загадку ты мне загадал не легкую: не просто ее сразу разгадать. Одно для меня, Хрисанф Иванович, ясно: отгадывать и решать ее мы будем всем миром, всем народом нашим…
Еще полчаса назад Солка вызывала только чувство стыда и отвращения в душе Леонтьева, а после рассказа умного мужика обернулась перед ним совсем иною стороной…
Сердце его приняло на себя ответственность и за Солку и за тысячи подобных ей, лишенных семей молодых женщин. Он уже не мог равнодушно пройти мимо всего этого: Солка Буланова касалась лично его, секретаря райкома, у которого в районе столько еще и слабых колхозов, и «порушенных» семей, безотцовщины, разбойства, хулиганства, «девичьих сынов». И это его: «Смотри не подведи. Шибко обидно будет!» Ну, как тут скажешь «красивые», хвастливые слова?
— Насчет твоего Ивана я поговорю с Боголеповым. Подумаем и о Соломее. Но дело здесь не в них только. Нужно как можно скорее поднимать ваш колхоз, менять и председателя и некоторых бригадиров, изыскивать новые статьи доходов, чтобы не бежали из деревни мужики и парни, а возвращались в них. Ведь тут каждый человек на счету!
Рыбак слушал внимательно, но по лицу его трудно было понять, каково его отношение к проектам секретаря, хотя он все время поддакивал:
— Это действительно… Ничего не скажешь… Гляди, пожалуйста!
— И насчет вашего колхоза «Красный урожай»…
При этих словах Леонтьева хозяин оживился, в глазах его блеснул огонек.
— Я, Хрисанф Иванович, к тебе тоже решил за советом обратиться, потому что тебе, как старожилу, многое видней…
Говоря это, Леонтьев не подделывался к рыбаку: он твердо был убежден, что не только учить, но и всегда учиться надо у народа и что только такое взаимообогащение и помогает решать большие и малые задачи.
— Эх, Василий Миколаич, я что? Какой я советчик? Я, можно сказать, осиновый пенек… Деды были рыбаки, отец тоже, значит, и дети в воду смотрят… — заговорил явно польщенный и растроганный Хрисанф Иванович. — А вот есть у меня дружок — это действительно головастый по своему делу… Можно сказать, домышленный спец…
Рыбак уже не смотрел смущенно на босые свои ноги, а держался с секретарем райкома свободно, словно прожили они под одной крышей долгую жизнь.
«Подобрал ключ, отомкнул, — с удовольствием подумал Андрей. — А все потому, что в человеке видит человека, а не колхозную «единицу».
— Потомственный, споконвечный овчар, а по-теперешнему — чабан Семен Яковлевич Брусницын. Грамотей — куда тебе! С книжкой пасет, ест и пьет. Догадываюсь, и спит с книжкой. Каждую былинку понимает. И вот говорит он мне: «Хрисанф Иванович, голову прозакладываю! Лучшего места для овец, как здешние мелкосопошник, ложочки и гривы, по составу трав не найти. На здешних выпасах овцы и отменную волну нагуляют и двойнями котиться будут».
По происхождению мужик этот из лойковского колхоза-миллионщика, а дочка, вишь ты, к нам его перетянула: и дочка и зять тоже страшнеющие мечтатели об овцах. На тонкопородной шерсти наш «Урожай» думают поднять…
Да, так вот с этим книгочием Брусницыным не одну ночь мы проговорили. И ты бы видел, как плакался он о выгонах под Предгорным! Все распахали. Скотину и прежде-то негде было пасти, а сейчас хоть караул кричи! Можно бы вот тут, в большой отдаленности от кошар, содержать скотину, но ни тебе загонов, ни тебе крыши. Если б такое богатство, как тутошние места, да в руки хозяйственного Лойки! Он бы всю животноводческую бригаду сюда перебросил: выпаса на сотню тысяч голов, водопои в каждом логу, и вода — хрусталь! Проканавь займище, спусти в Талицу, и сена в самый засушливый год на сотню тысяч голов! «Вот, — толкует Брусницын, — где «урожаевские» мильены-то валяются, а поднять никто не хочет…»
Эпопея «Горные орлы» воссоздает впечатляющие картины классовой борьбы в сибирской деревне, исторически достоверно показывая этапы колхозного движения на Алтае.Напряженный интерес придают книге острота социальных и бытовых конфликтов, выразительные самобытные образы ее героев, яркость языковых красок.
В сборник «Страсть» Ефима Пермитина, лауреата Государственной премии РСФСР имени Горького, вошли рассказы, основная тема которых — человек и природа, их неразрывная связь.Почти все рассказы, вошедшие в книгу, публикуются впервые. Произведения эти несут на себе отпечаток самобытного таланта автора.
Книга «Три поколения» — мой посильный вклад в дело воспитания нашей молодежи на героических примерах прошлого.Познать молодежь — значит заглянуть в завтрашний день. Схватить главные черты ее характера в легендарные годы борьбы за советскую власть на Алтае, показать ее участие в горячую пору хозяйственного переустройства деревни и, наконец, в годы подъема целины — вот задачи, которые я ставил себе на протяжении трех последних десятилетий как рядовой советской литературы в ее славном, большом строю.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.
Повесть посвящена жизни большого завода и его коллектива. Описываемые события относятся к началу шестидесятых годов. Главный герой книги — самый молодой из династии потомственных рабочих Стрельцовых — Иван, человек, бесконечно преданный своему делу.
Повести и рассказы ярославского писателя посвящены событиям минувшей войны, ратному подвигу советских солдат и офицеров.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.
По антверпенскому зоопарку шли три юные красавицы, оформленные по высшим голливудским канонам. И странная тревога, словно рябь, предваряющая бурю, прокатилась по зоопарку…
«Николай Негорев, или Благополучный россиянин» — роман-хроника. В центре книги — молодое поколение мелкопоместной семьи Негоревых. Автор рисует формирование характеров двух братьев Негоревых, Николая и Андрея, их сестры, их друзей и соучеников.Заглавный герой, скрытный и эгоистичный, с детства мечтает устроить свою судьбу лучше других, всем завидует и никого не любит. Он хитер и расчетлив, умеет угодить и неуклонно идет к своей цели…
Новая автобиографическая повесть И. Лаврова «Путешествие в страну детства».
Издательская аннотация в книге отсутствует. _____ Горе в семье богатея Епифана Окатова: решил глава семейства публично перед всем честным народом покаяться в «своей неразумной и вредной для советской власти жизни», отречься от злодейского прошлого и отдать дом свой аж на шесть горниц дорогому обществу под школу. Только не верят его словам ни батрачка Фешка, ни казах Аблай, ни бывший пастух Роман… Взято из сети.
Первое издание романа «Бабьи тропы» — главного произведения Феоктиста Березовского, над совершенствованием которого он продолжал работать всю жизнь, вышло в 1928 году. Динамичный, трогательный и наполненный узнаваемыми чертами крестьянского быта, роман легко читается и пользуется заметным успехом.Эпическое полотно колоритно рисует быт и нравы сибирского крестьянства, которому характерны оптимизм и жизнелюбие. Автор знакомит читателя с жизнью глухой сибирской деревни в дореволюционную пору и в трагические годы революции и гражданской войны.