Ручьи весенние - [47]

Вся кровь прихлынула к лицу Андрея.

— Андрей Никодимович, увлеченный подготовкой семян, планировкой и отводом целинно-залежных площадей в колхозах, за последнее время был редким гостем в ремонтной мастерской. А вам ли, Андрей Никодимович, как специалисту не знать, что получается, если не отрегулированы диски или неисправны высевающие аппараты?!

Боголепов ни на секунду не отрывал горячих глаз от смущенного лица Андрея, а тому хотелось немедленно вскочить, попросить слова и оправдаться. Но он подавил это желание и продолжал сидеть.

— Если мы и дальше так же будем готовиться к получению высокого урожая, — продолжал директор, — то, я буду прямо говорить, высокого урожая нам не видать и посевную площадь — около ста тысяч га — вовремя не освоить… Второе… — Директор снова обратился к собранию, и главный агроном облегченно вздохнул. — Буду прямо говорить: увлеклись обновками. Дескать, дают и еще дадут! Махнули рукой на старые машины, без разбору начали валить их в лом. Иван Анисимович! — Услышав свое имя, Шукайло уставился на Боголепова. — Говорят, это по твоей вине уже рядом с кладбищем оказался выбракованный «С-80». А таких ли инвалидов мы с тобой поднимали в Отечественную войну? Я хорошо осмотрел машину. Нужно сменить только поршневую группу да муфту сцепления, трактор станет в строй и еще не одну тысячу гектаров вспашет…

Черное всегда улыбчивое лицо весельчака Шукайло посерело, в больших умных глазах были и смущение и стыд.

— Вот так-то, Иван Анисимович! Предлагаю, — уже спокойнее продолжал директор, — создать комиссию для строжайшей проверки отремонтированных машин… — Боголепов взял со стола бумажку и прочел: — «Главный инженер Ястребовский, главный агроном Корнев и вновь назначенный бригадиром первой тракторной бригады Шукайло». Думаю, товарищи учтут все, что я сказал. Кто еще желает по первому вопросу повестки?

Андрей дернулся, чтобы попросить слова. «Ведь я же делал свое, главного агронома, неотложное дело… Не так-то просто было зимой, под снегом, изыскать дополнительных десять тысяч гектаров под пашню…». Он вспомнил напряженные дни и бессонные ночи, когда и сам и Творогов валились с ног от усталости. Но другая мысль остановила его: «А что получится, если неисправные машины в разгар сева откажут? Правильно высек меня директор. Надо успевать всюду».

Главный агроном потупился и долго сидел, не поднимая головы: ему казалось, что все смотрят только на него. Тяжелее всего было взглянуть в третий ряд, где сидели девушки с Верой Струговой в центре. Андрей понимал, что Вере сейчас так же больно и стыдно, как и ему. И когда он, наконец, поднял голову, то поразился: все девушки смотрели на Боголепова, вытирающего белым платком лицо. Только Вера, словно не видя никого, глядела на него, на Андрея.

Поднялся Поль Робсон.

— Мне кажется, братишечки, сама себя раба бьет, коль не чисто жнет! Попало нам с легкой рученьки товарища Боголепова… — Шукайло покосился при этом на мощную руку Константина Садоковича. — А нам и крыть нечем: прав. При нужде, как говорится, и по яйцам пройдешь, ни одного не раздавишь, а мы и на ровном споткнулись. — Шукайло оглядел собравшихся. — Но, видно, на крепкий сук — острый топор. И этим топором, товарыщи, мы действительно должны зарубить себе на носу. Главное…

Иван Анисимович помолчал, собираясь назвать то, что нужно зарубить на носу.

— А главное для нас — высокое качество весенних полевых работ. За этим будет следить весь народ. А народ, как говорится, и сквозь жернов видит… Прошло времечко, когда наша забота сводилась только к тому, чтобы как можно больше вспахать «мягких» гектаров. Не для натуроплаты, а для ради высокого урожая наша работа. На то кузнец и клещи кует, чтобы руки не жечь. Партия выковала нам хваткие клещи — материальную заинтересованность в высоком урожае и тракториста и колхозника. И государству и нам с вами нужны не только гектары, а прежде всего высокий урожай. Вот тут я и кончу, по своему обычаю, шуткой: на чужую работу глядя, сыт не будешь, а давайте-ка мы все до единого так начнем ремонтироваться, чтоб не краснеть…

Иван Анисимович сел. Боголепов взглянул на часы.

— Я буду прямо говорить: предпосевное время дорого, штаны просиживать по этому вопросу больше не будем. Все ясно. Слово имеет товарищ Уточкин.

Секретарь райкома встал, полистал блокнот и закрыл его. Потом поднял к потолку глаза и, казалось, принялся рассматривать на нем хорошо оструганные сосновые доски.

Андрей уставился на Уточкина: он хотел определить этого незнакомого ему еще человека на глаз. «Умен или глуп? Вспыльчив или сдержан? Хвастлив или скромен? Образован или невежда?»

По возвращении из памятной поездки с Леонтьевым Андрей решил вырабатывать у себя уменье определять характер и способности человека по внешним признакам, но успеха пока не имел. И сейчас, глядя на обычное безусо-молодое лицо с небольшими голубенькими глазками, правда довольно светлыми и живыми, на невысокий, явно не сократовский лоб, на дробненькую фигурку, он мучился: кто же перед ним? Ординарная ли особь, чиновничьим усердием по части составления отчетов и радужных сводок выдвинувшаяся на ответственный поет, или это молодой, но уже смелый орленок, расправляющий крылья для самостоятельных смелых полетов?