Ручьи весенние - [45]

…То, что произошло в райкоме, оглушило Груню. Сестер Гридневых оформили, ей отказали. Уж как просила Груня, как требовала, даже плакала, — не помогло.

— Детей на целину не посылаем, подрасти. — с улыбкой сказал ей председатель комиссии; рослый и даже длинный парень с толстым, как показалось Груне, на редкость несимпатичным лицом.

— Ка-ак подрасти?! — у Груни помучнело лицо, но парень не склонен был ни слушать, ни объяснять.

— Следующий! — крикнул он.

Проплакавшись, Груня с нескрываемой злостью сказала поджидавшим ее подругам-сестрам:

— Везет же блондинками!

В тот момент Груне почему-то показалась, что будь она тоже блондинкой ее оформили бы. Ведь вот же перед ней, двум блондинкам путевки дали, а сухонькой болезненного вида брюнетке, машинистке тоже отказали…

«И все равно завтра снова пойду!.. Не примут — до ЦК дойду, а добьюсь!» Но ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю оформиться ей не удалось.

Тогда она пошла на хитрость: надела туфли сестры на высоченных каблуках, поверх ватной телогрейки натянула замасленный комбинезон, нахлобучила на голову папаху, нос, щеки и руки вымазала машинным маслом и назвалась токарем. Но и маскарад не помог. Председатель комиссии, тот же угрюмый здоровяк, засмеялся:

— Ты эти штучки брось! Я тебе сказал, подрасти! Такие недоростки на целине не нужны.

И тут произошло неожиданное: Груня схватила своего мучителя, взметнула вверх и снова посадила. Лицо девушки при этом побагровело, короткая шея напружинилась.

— Сам ты недоросток! — зло выдохнула она. — Не дашь путевку, драться буду!

Все засмеялись и хохотали долго: на весь райком. Потом «недоросток», председатель комиссии выписал Груне путевку.

По длинным очередям, толкучке, по возбужденному оживлению в райкоме комсомола казалось, что на целину едет вся молодежь Москвы.

— Алтайцы-целинники — это, черт возьми, звучит гордо!

— А чем хуже — Солнечный Казахстан?!. Где еще есть такие ковыльные степи?! А какая там охота!..

— Нет, мы на голубой Алтай!..

Они познакомились в райкоме комсомола.

К Груне Ворониной и сестрам Гридневым, рассматривавшим свои путевки и громко разговаривавшим про Алтай, подошли три девушки-трактористки из подмосковных МТС, строгая, как сразу определила ее Груня, «застегнутая на все пуговицы», светловолосая Фрося Совкина, ее напарница, такая же замкнутая Валя Пестрова и полная противоположность им — подвижная, веселая, с небольшим миловидным, чуть тронутым оспой личиком, говорунья Маруся Ровных.

— Давайте, девочки, будем дружить… И чтобы обязательно в одну МТС, — затараторила Маруся.

— Ну, конечно, конечно, чего там! — чуть приокивая, веско сказала маленькая Груня и пожала руки трактористкам.

В этот момент и появился высокий худенький парень с большими голубыми глазами.

— На Алтай, девушки?

— На Алтай! — за всех ответила Маруся Ровных.

— Александр… Сашка Фарутин… Тоже туда, — отрекомендовался парень. — Тракторист… Принимайте в свою компанию, — чуть тише закончил он и окинул девушек такими обрадованными глазами, как будто дружил с ними уже много-много лет и только что вернулся откуда-то издалека.

— Пожалуйста, — опередив Марусю, согласилась Груня Воронина и первая протянула Сашке руку.

Пожимая жесткую его ладонь, девушка не отводила взгляда от глаз молодого тракториста. Казалось, Груня утонула в них: так они были глубоки!

— Для скрепления дружбы вношу предложение вместе сходить в кино, — сама дивясь своей смелости, сказала Груня и уставилась на Сашу.

— В кино, в кино! — подхватила Маруся Ровных.

— Там когда еще доведется… Да и будет ли… На целину едем… — с явным удовольствием произнося слова «на целину», говорила Груня.

И они всей гурьбой направились в ближайший кинотеатр.

В эту ночь Груня спала без сновидений, как в детстве. Проснулась и в постели запела.

…На вокзале собрались все заводские. Приехала и старшая сестра Люсечка в крохотной зеленой шляпке с огромным ярким пером и дорогой сумкой в руках. Груне почему-то было стыдно своей «расфуфыренной» сестры, и она не познакомила ее ни с кем из целинников.

Гремел оркестр. Парни и девушки плясали, пели. Некоторые, обнявшись, стояли парами и, не стесняясь, целовались — прощались.

— По вагонам, товарищи! Отходим!

Под звуки марша поезд медленно тронулся. Ребята и девчата стояли на подножках и махали шапками, платками, кепками.

Груня никого из провожающих не искала глазами, как это делало большинство отъезжающих. «Он» ехал вместе с ней.

Громыхая на стрелках, поезд набирал ход. Нина Гриднева, стоявшая рядом с Груней, сказала:

— Когда-то увидим тебя, Москва… Милая! — добавила она и смахнула слезу.

Потом начали разбирать и укладывать вещи. Чемодан Груни оказался тяжелее всех.

— Да что у тебя в нем, Грунька? — спросила Фрося Совкина.

— Книги. Там, я слышала, ничевошеньки… Сама понимаешь — целина… — Что-то большое, светлое трепетало в душе Груни: начиналась новая жизнь!

В марте в Войковскую МТС приехал новый директор, Константин Боголепов.

— Орел вернулся в свое гнездо, — обрадованно сказал по этому поводу друг Боголепова еще по тракторной бригаде добродушный Поль Робсон.

Когда-то о дружках говорили: «Верблюды: запряги парой в тракторные сани — «С-80» перетянут».