Рубежи - [80]
Когда время полета вышло, Астахов развернул самолет безошибочно в сторону аэродрома. Сказывался опыт летчика. Достаточно было Николаю после взлета внимательно присмотреться к земле, чтобы ее в районе аэродрома запомнить навсегда. При заходе на посадку земные ориентиры уже не были для него чужими, аэродром тоже.
Вечером Астахов и Вас Вас пошли в клуб. Степан остался в комнате с книгой. Он любил читать и в клуб ходил редко, хотя клуб был рядом, «рукой подать». Можно было идти без шинели.
В одном зале шло кино, в другом танцевали под звуки примостившегося в углу небольшого духового оркестра. Казалось, весь поселок вместился в клубе. Было живо и весело.
— Мне говорили, что на севере здорово пьют. Что-то не видно.
Крутов минуту подумал, наблюдая за танцующими, прежде чем ответить.
— Пьют иногда. Только не здесь. Отучили. Сами люди отбили охоту. Были любители, не умеющие ни пить, ни вести себя, но более двух-трех минут в зале не удерживались. Выбрасывали по методу: раз-два, ухнем! Крыльцо высокое, сам видел. Милиция здесь, собственно, не нужна. Суровые законы, неписаные и очень полезные, стихийно возникли они, но прочны, как льды Арктики. Хочешь выпить? Пожалуйста, на квартире, но в клуб не появляйся. — После минутной паузы он добавил: — Иногда бывает, конечно, помаленьку… Но заметить это трудно. Как бы трезвеешь, переступая порог клуба. Взгляни на надпись там, наверху!
Николай увидел высоко на стене ярко раскрашенные буквы: КЛУБ ТВОЙ — БЕРЕГИ ЕГО. Простые доходчивые слова. Они острее десятка других призывных слов. Невольно думаешь о том, что это действительно все твое, самое лучшее, что есть в этом суровом краю: люди, смех, жизнь и отдых после трудового дня. Астахов поглядывал на кружащиеся в вальсе пары, на молодых женщин, видел их нежные, зовущие взгляды, обращаемые к любимым. И чувство одиночества снова приходило к нему. Была у него любовь, и не стало ее. Ушла, как юность. Женщин он чуждался и, когда случалось знакомиться с ними, испытывал смущение и нерешительность. Потом злился на себя. Один. Хотелось любви, ласки. Подвижные девичьи фигуры необычно волновали его сейчас. Почему бы и ему вот так просто, как все, не подойти, не пригласить на танец, и чувствовать себя свободно, непринужденно! Он поймал на себе быстрый, как луч света, взгляд девушки в светлой блузке. У нее было тонкое, грустное лицо с живыми темными глазами. Танцевала она легко, только чуть-чуть равнодушно, так ему показалось. Невольно он следил за ней, но, когда она оборачивалась в его сторону, быстро отводил глаза. Много здесь девушек, но почему-то только она, бросившая на Астахова взгляд, взволновала его. Он не мог сказать, почему. На ней не было модного платья, скорее наоборот: слишком простенькое, не вечернее, и вид ее был скучающий, безразличный, казалось, ко всему и ко всем. Она хорошо танцевала, немного склонив голову в сторону. Может быть, в этом и была своеобразная прелесть? Она не показалась Николаю красивой, и все же Астахов следил за ней и не мог не делать этого. Что в ней привлекло его? Может быть, ее равнодушие к партнеру, молодому парню с кричащим галстуком? Или ее глаза, большие, грустные и очень красивые? Девушка поймала его взгляд, но он набрался духу и не отвел свои глаза… Некрасиво. Она может обидеться.
— Послушай, Вася, — обратился он к Крутову. — Видишь, девушка со светлыми кудряшками…
Тот вопросительно глянул на Николая, потом на девушку.
— А, Полина!
— Немного сообщено, — стараясь казаться безразличным, отметил Николай. — Может быть, еще что-нибудь добавишь к ее характеристике?
— Как тебе сказать… Говорят, был муж или любовник, черт их разберет, но уехал. Скоротечная любовь, так сказать. Говорят, были еще, но утверждать боюсь. Красивая девка. Потанцуй. Ты холостяк, тебе можно.
Астахова неприятно кольнули слова товарища. Девушка так не похожа на легкомысленную, легко доступную.
— А разве женатым это противопоказано?
— Видишь ли, поселок маленький, а сплетен на целый город. Многие ожидают жен, ко многим приезжают периодически. Потанцуешь с одной два-три вечера и готово: разговоров хоть отбавляй, хотя у тебя и в мыслях подобного не было.
В перерыве между танцами он подошел к темноглазой девушке и пригласил на танец. Полина согласилась, и они танцевали весь вечер. Николай не заметил, когда ушел Крутов. Когда все стали расходиться, Полина попросила проводить ее.
По улице шли медленно. Полина прижимала руку Николая к себе и молчала, поглядывая вперед. Иногда мельком бросала взгляд на него с легкой улыбкой. Близость женщины и ласковое пожатие руки волновало Астахова. Было приятно чувствовать, знать, что ты, очевидно, нравишься. Ему откровенно (и Николаю казалось почти бесстыдно) намекали на это. Не отвечать Полине тем же он не мог и все крепче сжимал ее тоненькую руку. Давно он не испытывал ничего подобного… И в то же время что-то обидное, тяжелое тревожно проносилось в сознании. Кажется, Василий прав… Хотелось бросить ее и уйти. Сколько лет он мечтал о любви, только о любви. Нет, не о такой, случайной. Это не любовь. Может быть, завтра она отбросит его в сторону, чтобы прижаться к другому. Сколько же их было? Потом тут же ругал себя. Какое он имеет право копаться в чужой душе? Разве она что-нибудь требует от него? «Дьявол с ней! Один не проживешь… В конце концов и так бывает…» Перешли овраг, вышли на гору. Длинный, низкий дом.
