Рубежи - [78]

— Знакомая картина, настоящая, северная. Внизу то же самое.

— Что-то быстро очень…

— Циклоны здесь врываются без стука. Сейчас экипажу жарко. Смотри в оба.

— А метеорология? Экипаж знал ведь о тумане в этом районе?

Астахову самому вопрос показался наивным.

— Ерунда. Неуправляемые элементы. В одном им надо отдать справедливость: фронтовые разделы в Арктике их не обманывают, и силу ветра подскажут, и направление, а вот туманы и перепады давления для них в большинстве случаев темная штука. Путают. Кто знал, что в облаках будет такое обледенение? А ведь знать надо. Стихийно в природе ничего не возникает. У наших метеорологов не хватает местного опыта, да и творческого подхода к делу нет.

Невольно у Астахова мелькнула мысль: не в большом почете метеорологи на Большой земле у летчиков, а здесь, в Арктике, тем более.

— Я могу согласиться, что наука пока не совершенная…

— Это нежно выражаясь. Местные старики за сутки вперед не только подскажут начало пурги, но и ее конец.

— И туманы тоже?

— Если бы они плавали в море, то и туманы тоже. Смотри, что делается…

Самолет вошел в плотную моросящую облачность так внезапно, что всякое понятие о закономерности такого явления стало как бы несуществующим, хотя, конечно, наука и знает причины возникновения столь разительных перемен. Астахову было известно, что подобного рода облачность и туманы обычно распространяются на большие площади. Посадка самолета в таких условиях может производиться при отсутствии видимости не только естественного горизонта, но и земли. Опасность при этом велика. Он подумал об экипаже. Сильные летчики. Пока самолет летел в хорошей погоде, Николай не менял своего мнения о работе на транспортных самолетах: спокойная, сравнительно тихая профессия, можно летать до седой бороды. Сейчас он думал иначе. Чертовски трудно летать в таких условиях. На истребителе будет еще сложнее. Ему захотелось узнать, каким методом заходят гражданские летчики на посадку при плохой погоде. Николай встал, приоткрыл дверь в кабину летчиков и взглянул издали на приборы. Самолет снижался. Радиолокационные и приводные станции выводили тяжелую машину на посадочный курс. Приборы и только приборы. Астахов мельком поглядывал на первого летчика: спокойное сосредоточенное выражение лица. Николай протиснулся между штурманом и радистом и нагнулся к лицу командира экипажа, с которым успел познакомиться еще до вылета.

— Скоро?

— Вышли на посадочный.

— Я постою рядом, не возражаешь?

Летчик на мгновение перевел взгляд на Астахова. Губы его дрогнули в улыбке.

— Стой. Только не мешай технику выпустить шасси.

Колеса выскочили из своих гнезд и с легким толчком стали на замки. Высота сто метров. Земли пока нет. Пятьдесят метров… Впереди мелькнула земля с отблесками красных огней на посадочной полосе. Астахов с трудом определил момент выравнивания. Толчки. Скрип тормозов. Он невольно вздохнул. «На истребителе будет трудно. Чертова погода. Неужели часто здесь эта прелесть?»

— Не плохо для первого знакомства с севером. Спасибо за благополучную доставку.

— Привыкай. Пока работают приборы и голова, все будет в порядке.

И не раз позже Астахов вспоминал эти справедливые слова первого летчика, которого он встретил на севере.

На земле сыро. Порывы холодного колючего ветра. Сумрак. Конец северного июня…

До поселка несколько километров берегом моря. Тяжелые волны с шумом пенились, выбрасываясь на землю. Холодные, угрюмые, они бились о камни и с глухим рокотом откатывались назад. Бывает ли море когда-нибудь спокойным? Оно не манило, скорее отталкивало суровостью и холодом. Астахов не сожалел, когда море скрылось на повороте, и с удовольствием всматривался в короткие улицы и немногочисленные деревянные дома поселка. В центре его массивное, двухэтажное здание, самое большое в поселке. Клуб. Очевидно, только что окончился сеанс кинофильма: пестро одетая толпа выходила из широких дверей. В толпе мелькали и военные шинели. Астахов на минуту забыл, где он. Люди те же, но одеты, как глубокой осенью: пальто, куртки, свитера. На оживленных лицах улыбки, смех. И здесь жизнь! От прошлого волнения не осталось и следа. Впереди новое, значительное, может быть неспокойное, но это не шло вразрез его желаниям, и Николаю вдруг стало чуть-чуть стыдно настроения, которое тревожило его в самолете. Подъехали к длинному, барачного типа, дому. Стены дома покрашены светлой краской. Гостиница. В одной половине летчики, в другой — инженерный состав. В комнатах на три человека тепло, уютно, сравнительно просторно. Астахова ждали. Познакомились просто, как знакомились в годы войны. Ягодников Степан Иванович, высокий, худощавый, с землистым лицом, заметны морщины под глазами и по краям бледных губ. Сидя на кровати, он читал книгу. На глазах очки. Это удивило Николая: зачем? У летчиков зрение не выходит из пределов норм. Пожав Ягодникову руку, он не удержался от вопроса. Ягодников густым баском ответил:

— Легче будет привыкать к старости. Не за горами. — Впрочем, очки он тут же снял.

Другим соседом по комнате был Крутов Василий Васильевич, офицер с добрыми голубыми глазами и красивым пухлым ртом на чистом, свежем лице. Ягодников закрыл дверь на ключ, достал из ящика стола крупную, жирную рыбину. Привычные движения ножом, и отрезанные куски веером расположились на тарелке.