Рубеж - [14]

— Прикидывал. Три дня потери времени.

— Ну так топи танки в иле этой Курвы. И перестаньте, наконец, ныть! Гудериан все ныл, насчет хоть какой-нибудь дороги, параллельной Смоленской. Да где ж ее взять?! Ему, кстати, было резко хуже, чем тебе: справа полесское болото размером со Швейцарию, слева лес до Архангельска. Директива номер один выручила. В 50 тысяч пленных. Они и вытаскивали танки из грязи и из колдобин. Я и предложил геррам Жукову и Тимошенко по кресту выписать. Ты, кстати, знаешь, что ты двумя сотнями танков атакуешь сейчас Ленинградский фронт?

— Как?! — Гепнер опешил.

— А так! — Канарис даже хохотнул. — Так доносит Сталину Жуков. Он сейчас на Ленинградском фронте. Такое вранье двух резервных дивизий стоит. Так что твое появление на Московском направлении будет им очень весомым сюрпризом. И пока мы еще в графике «блиц-крига». Ну почти. Кстати, вам танкистам благодаря. Да, Эрик, не трекай вслух языком.

«Приперся» он... Да, приперлись! И остается одно — переть дальше!

— Вилли, почему мне не позволено на Москву взять моих пленных? Они рвутся в бой. Рвались.

— Лично Гитлер против, — ответил Канарис. Впервые из его уст прозвучало «Гитлер», а не «фюрер».

— Да, Вилли, слушаю. Когда начальство само звонит — жди разгона.

— Разгона не жди, и я не начальство. Я владелец ресторана, где нет официантов и меню. Я объявляю, что есть, и ставлю на стол; если чего нет, достаю и ставлю на стол. Чего достать невозможно, предлагаю заменить. Иногда получаются блюда-сюрпризы. И сплошь и рядом заказчики требуют того, что достать невозможно. Короче, идее твоего Ртищева — отлуп. Сначала его текст за подписью фон Бока о наборе добровольцев в «косоп» — корпус содействия порядку для борьбы с партизанами и прочими был развешан по всему Смоленску. Утром явилось 70 тысяч добровольцев. Фон Боку аж не по себе стало. Это он сам так говорил. Гитлер отказал в разрешении выдать им оружие, я все аргументы выставил, что не воспользуются они этим оружием против нас, они воспользуются нашим союзничеством в борьбе против общего врага. Мы же не с русскими воюем, а с большевизмом, с иудейским засильем в мире, это ваши слова, — так сказал я Гитлеру. В ответ получил тираду о высших и низших расах. Из 70 тысяч оставили и вооружили 200 человек. Остальным отлуп. Представляю их разочарование и что они про нас подумали. И представляю, сколько придется этим двумстам отбиваться от засланных из центра диверсантов. Схема их задумок против твоей группы завтра будет у тебя на столе. О судьбе же главной задумки Ртищева я уже не сомневался. А задумка какая! Как ты любишь говорить — сказка, мечта! И отчетливо реальна! Я читал этот документ. Через месяц он выставляет в поддержку вермахту в его борьбе против жидокоммунизма армию в миллион человек с собою во главе. С условиями... Эх, Эрик, он полководец, и масштаба не малого, это я тебе точно говорю, но он не политик. Да сначала нужно войско собрать, а потом условия ставить! А условия естественные: после свержения Сталинского режима германские войска с почетом уходят домой, услуги по свержению, естественно, оплачиваются, новая Россия с Монархом во главе (изберут сами) — абсолютно независимая держава с вечным союзом с Германией. Враг Германии — враг России. Присутствие чужих войск в России исключено. Все. По-моему, все корректно и разумно. Фон Бок был в восторге от документа и отправил его Гитлеру. Вот ответ Гитлера фон Боку, если убрать злые вежливости: цыц, не лезь в политику, твое дело управлять войсками, мною тебе вверенными. И ничего больше. И все. Так что не будет тебе миллиона русских добровольцев в поддержку против ревкоммуночирия на теле Европы. Да никто сейчас и не собирается его вырезать. Привет Курве с Мрылдой. И Лярву не забудь. Обошел ты их лихо. При дальше и вылезай из автобуса не для того, чтобы таращиться на лесные дали и комментировать таращенье... Между прочим, на Москву идешь той же дорогой, что и Наполеон шел.

— Спасибо за сравнение. Обратно по ней же? — съязвил Гепнер.

— Если выпустят, — отъязвил Канарис.

Открыл сейф, достал бутылку заветного трофейного «Наполеона» из винограда, собранного при живом Наполеоне. Залпом хватил полный стакан, прошелся мысленно недобрым словом по Наполеону — как позволил такую дрянь своим именем назвать. Уперся пустым взглядом в пустой стакан. Не отпускает картина перед глазами: орущие на коленях пленные, к кресту на небе обращенные. «Какое войско! Какие союзники! Уже б в Москве были...»

Хватил второй. Хоть и обозванный дрянью, Наполеон начал оккупационные мероприятия над сознанием: стакан перед глазами удвоился, утроился, удесятерился, и это оказалось так смешно, что не расхохотаться было невозможно.

— Ау, экселенс, Эрик.

Стаканы перестали удесятеряться, а стали, наоборот, почему-то рассыпаться, предварительно поднявшись в воздух, и сквозь битое стекло проступило усмешливо-озабоченное лицо Ртищева.

— Т-ты как?..

— Так стучался-стучался... Охрана, вон, не знает, то ли смеяться, то ли плакать... В панике все, вроде за тобой не наблюдалось...

— А т-теперь понаблюдаете, р-рубеж!.. Б-буду пить вот эту дрянь.