Розы в декабре - [23]

Снова повалил снег. Тарелки были перемыты, красные шторы опущены на георгианское окно с частыми переплетами. Движок что-то барахлил, и свет был неровный, но камин ярко пылал, и пламя отражалось в кухонной утвари, развешанной вокруг мойки. Эдвард сделал что-то вроде ширмы, чтобы отделить уголок, в котором они сидели, и не дать теплу улетучиваться со сквозняками. На пол положил тюфяки, и четверо малышей расселись на них, вытянув ноги к огню. Затем он помог Труди выбраться из ее инвалидного кресла и усадил в кресло с высокой спинкой у камина. Ребятишки вытащили книжки, Труди достала кружево и спицы, сверкающие от пламени камина, а Эдвард сказал:

— Ну, вот теперь-то я наверстаю упущенное. Я привез из Ванаки целую подшивку газет.

Как странно жить в таком месте, где газеты зимой получают раз в две недели. Конечно, есть транзистор, но как грустно без газеты. Фиона взяла корзинку со штопкой.

~ Это вовсе не обязательно, мисс Макдоналд, — заметил с раздражением Эдвард. Труди не вязала бы кружево, если бы накопилось слишком много штопки. Так что можете расслабиться и почитать.

— Видите ли, я люблю штопать... — Фиона не успела договорить, как поймала себя на мысли, что это звучит как-то неестественно, будто она опять пытается произвести впечатление.

Эдвард недоверчиво пожал плечами и вернулся к своей газете. Джеймс поднялся и подошел к Фионе:

— Прочтите мне это, пожалуйста, мисс Макдоналд.

— Я не помешаю? — обратилась она к присутствующим. — А то мы с Джеймсом можем пойти в детскую!

— Читайте, ради Бога, — проговорила мисс Труди. — Здесь все научились достаточно хорошо сосредоточиваться. Это, вероятно, объясняется необходимостью экономить электричество.

Фиону это не удовлетворило.

— А вам как, мистер Кэмпбелл?

— Разве Труди не сказала за всех? — резко спросил он.

— О, конечно, но я знаю, как мужчины относятся к своим газетам. Не думаю, что вы исключение.

— Что это вы бодаетесь? — со смехом спросила Виктория.

— А ведь правда. Ну не глупо ли? — легко отозвался Эдвард.

Ответ Виктории прозвучал несколько неожиданно:

— Вот так-то лучше. Более по-семейному. Как мама и папа. Терпеть не могу, когда все слишком вежливы.

Все засмеялись, но Фиона почувствовала, как краска приливает к лицу. Она отодвинулась, чтобы освободить место Джеймсу, и начала читать вполголоса, а когда наконец остановилась, увидела, что мальчик уснул у нее под боком. Посидев, не шелохнувшись, еще немного, она осторожно взяла его на руки и поднялась с кресла. Эдвард отреагировал мгновенно. Отложив газету, он протянул руки, чтобы забрать ребенка.

— Лучше не трогать его, а то разбудите. Пусть Виктория поможет мне раздеть его. Не такой уж он тяжелый.

Эдвард пожал плечами и сел. Виктория раскрыла постель, помогла переодеть Джеймса в пижаму и подоткнула одеяло. Фиона отпустила Викторию, а сама еще некоторое время посидела на краешке кровати, глядя на спящего ребенка, на его смуглое личико, кажущееся еще темнее от белизны подушки, на его длинные пушистые ресницы, на блестящие завитки черных волос.

Вот что бывает, когда мужчина завлекает тебя, а потом бросает... Он уносит с собой и твои мечты. Мечты о малышах-крепышах... Мечты о том, как подтыкаешь одеяльце, как выходишь с малышом, держа его ручонку. Впервые с того момента, когда все это с ней стряслось, Фиона залилась горючими слезами.

Электричество сегодня действительно барахлит, но Фиона все-таки тщательно вытерла глаза. Не дай Бог, кто-нибудь заметит...

Когда она вышла в коридор, свет совсем погас. Была кромешная тьма. Она слышала, как все смеются в кухне, разыскивая спички и свечи. Она двинулась на ощупь, вытянув руки перед собой. И без того незнакомый дом в темноте превращался в лабиринт. Что говорил папа, когда они перебирались в новый пасторский дом? «Дом только тогда дом, когда ты можешь пройти по нему в кромешной тьме». На кухню надо идти налево, там проход, подумала Фиона. Пальцы скользили по деревянному сундуку, который она помнила, вешалка, картина — ага! — она уверенно повернула в проход и наткнулась на кого-то. Правой ногой она наступила на чью-то ногу, отшатнулась, потеряла равновесие, инстинктивно за что-то уцепилась, ее схватили, и она почувствовала, что ее прижали к широкой груди и она задыхается в чем-то пушистом. Она издала сдавленный крик.

— Спокойно, — раздался голос Эдварда Кэмпбелла.

Они мгновение стояли покачиваясь, вцепившись друг в друга, чтобы удержаться на ногах. Щека Фионы скользнула по шероховатой щеке Эдварда. Эдвард вытянул руку, нащупал стену, и они наконец отлепились друг от друга и засмеялись.

— Тысяча извинений, — пробормотала Фиона. ~ Я не слышала, как вы шли. А в незнакомом доме так трудно ориентироваться во тьме.

— Я вышел вам посветить. — В руке Эдвард держал незажженный фонарь, а тусклый свет, который ей показался вначале, был матовым блеском водонепроницаемой куртки, отороченной мехом. — Хотел посмотреть, что со светом.

— Я могу помочь подержать фонарь.

— Это было бы здорово. Там у заднего крыльца куртки.

Он повел ее обратно в кухню. От камина было светло и уютно. Он надел на нее такую же куртку и застегнул до подбородка. Его пальцы были холодные, сильные. Они вышли наружу в волшебный ночной мир. Откуда-то сквозь снежную круговерть изливала свой призрачный и жутковатый свет луна. Тамати встретил их у сарая с движком, помахивая фонарем. Фиона как-то обостренно ощутила бесконечность озера, оторванный от всего мира уголок, окруженный холмами и горами. Невольно она встала поближе к мужчинам. Им никак не удавалось найти неисправность, и они решили отложить поиск до утра. Когда они вернулись к крыльцу, Фиона задержалась на тропинке, глядя на озеро, окаймленное черным берегом, до которого не долетал снег.