Розы от Сталина - [21]
Она вспомнила фразу, которую прошептал перед смертью ее муж: «Вечный Дух обитает в граде с одиннадцатью вратами, в граде тела…».
— Что это значит? — спросила она у учителя.
Тот задумался.
— Вечный Дух обитает в граде с одиннадцатью вратами, в граде тела… — повторил он. А потом медленно проговорил: — Когда человек сумеет овладеть этим градом, он освободится от боли и печали, он освободится от зависимости и через это достигнет полной свободы.
— Это цитата?
— Это «Упанишады».
До самого вечера размышляла она о свободе и об освобождении. Она уже осознала, насколько важной оказалась для нее эта новая среда. Именно здесь начала она задавать себе вопросы, которые прежде не приходили ей в голову. Как жить дальше теперь, когда она узнала Браджеша и его свободную натуру, когда познакомилась с необычной жизнью индийской деревни? Да, здесь она ощущала себя полностью свободной. Но как долго продлится эта ее свобода? Что нужно сделать, чтобы и дальше жить свободной? И почему, почему несколько дней назад вырвалась у нее эта фраза: «Динеш, спросите Индиру Ганди… нельзя ли мне остаться в Индии навсегда?».
<…>
Светлана сидела с Даду после завтрака на террасе, с удовольствием глядя на острова на реке, следя за течением Ганга с его извивами и белыми песчаными берегами, тянущимися до горизонта. Внезапно женщины услышали во дворцовом дворе какой-то шум. Светлана едва поверила собственным глазам, увидев перед воротами дипломатическую машину.
Навстречу шел секретарь советского посольства Суров; в белых брюках и оранжевой рубашке, с небрежно падающими на лоб прядями светлых волос он напомнил ей курортника на морском побережье.
Суров тоже удивился:
— Вот это да! Светлана, как же вы изменились! Ни дать ни взять — русая индуска, если бы такие существовали в природе! Сари, звонкие браслеты, индийская косичка, красная точка на лбу, красная полоска на проборе… Не знай я, что вы здесь живете, ни за что бы вас не узнал!
Во дворе тут же появилась и Наггу со всеми своими шестью дочерьми. Она пригласила Сурова осмотреть дворец. Потом Наггу, явно обрадовавшаяся нежданному гостю, пригласила его пообедать. А перед обедом оставила их со Светланой наедине. Суров сразу перешел к делу.
— Мы поменяли вам билет. Вместо четвертого января вы сможете улететь из Индии одиннадцатого. Самолет летает раз в неделю. Как видите, мы исполняем каждое ваше желание. Вы рады?
— У меня виза до двадцатого января, и уезжать раньше я не собираюсь.
— Я сообщу об этом послу. Хотя, признаться, я вас не понимаю. Прах вы уже передали, деревенской жизнью насладились, отдохнули, выглядите прекрасно, так почему бы вам не поехать со мной в Дели?
— Это очень любезно с вашей стороны, но в Дели я пока перебираться не намерена. Мне и тут хорошо.
— Как хотите. Значит, обратно я поеду один.
— Я написала письмо своим детям. Отправьте его в Москву из Дели.
За обедом дочери Наггу то и дело переглядывались: что же будет дальше? Русское посольство явно прислало машину, чтобы увезти Светлану. Как интересно!
Суров с видимой неохотой брал с серебряного блюда овощи с кари. Наконец он распрощался, сел в машину и уехал.
Все тут же собрались вокруг Светланы:
— Швета, Швета, мы уж думали, он вас заберет!
Визит Сурова Светлана расценила как вторжение в свою частную жизнь, на свою заветную территорию. И в результате этого вторжения она перестала наслаждаться гармонией здешней жизни и природы. Ее мысли занимала теперь Москва; Светлану охватила паника. Она отменила послеобеденный урок хинди и осталась в своей комнате, где дрожала от страха. Ей не хотелось думать о Москве, о гнетущих аудиенциях в Кремле. Дети — вот единственное, что влекло ее туда. Да, она страшно скучала по детям. Но мысль о возвращении в Москву вызывала у нее чувство непреодолимого отвращения.
После двух недель, проведенных в Калаканкаре, Светлану стала мучить тревога: что с ее рукописью, которую она еще в Москве препоручила заботам посла Кауля? Теперь он жил в Дели, занимал высокий пост в Министерстве иностранных дел. Она решила написать ему:
Дорогой Кауль, у Вас ли по-прежнему моя рукопись? Не передали ли Вы ее в советское посольство? Извините, я, разумеется, шучу, но судьба мемуаров действительно очень меня волнует. Пожалуйста, если рукопись все еще у Вас, пришлите ее поскорее мне сюда, в Калаканкар, можно почтой, но лучше с оказией.
Кауль тут же ответил телеграммой:
Ну, знаете! Все это время я берегу Вашу рукопись как зеницу ока! Если Вы и дальше будете так обо мне думать, то мы больше не друзья! Посылаю ее Вам через Динеша одновременно с этой телеграммой.
Когда Динеш привез ей рукопись, Светлана перечитала ее и пришла к выводу, что, хотя кому-то она и может показаться местами неумелой и малохудожественной, но все же текст вышел живой и убедительный. Она не станет менять в нем ни единой буквы.
