Розмысл царя Иоанна Грозного - [39]

Две ночи кружили холопи с боярами по лесу, пока, наконец, сняли с их глаз повязки и отпустили невдалеке от вотчины Апраксы.

* * *

В условленные дни Тешата и два общинника, нагруженные звериными шкурами, встречались в глубоком овраге с хозяином будного стана, Поярком, и обменивали свою добычу на зерно, холст и деньги.

Сын боярский никому не доверял казны и хранил ее тайно от всех. Лишь изредка выносил он деньги на поляну, с жадностью пересчитывал их при всех и потом с гордостью объявлял:

– Еще бы лето едино одюжить, и спокинем мы лес, а и уйдем на украйные земли.

С большой неохотой подчинился казначей постановлению товарищей выделять на холопьи нужды в губе десятинную долю казны.

А Поярок редко приходил в овраг один. С ним почти всегда поджидали Тешату послы от холопей.

Вскоре беглые прознали от послов, что бояре нарушили клятву и крестное целование.

Первым проявил себя Кашин.

Вместо воли людишкам, он приказал взять всех в железы и так продержал три дня без прокорма.

В вотчины освобожденных князей пришли на постой большие отряды стрельцов.

Перед хоромами Апраксы людишки выставили долгий ряд лавок и столов. Холопей привязали к лавкам. Боярин подходил к ним с низким поклоном и тыкал в зубы овкачом с брагою.

– А были мы в полону и на том крест целовали, чтобы о смердах заботиться да хлебом-солью и брагою потчевать их. Кушайте на добро здравие, смердушки.

И подмигивал катам.

На голые спины сыпался град жестоких ударов плетей.

Новый губной староста расставил по всем дорогам заставы.

Прослышав об издевательствах отпущенных бояр над людишками, общинники приказали дьяку написать цедулу в приказ.

Один из беглых подкинул цедулу в избу старосты. Староста прочел в присутствии воеводы:

Тако вы, проваленные, крест целовали?! И наш весь вам сказ: нехристи вы да каты, в татарской утробе рожденные! Не опамятуетесь – вотчины в огне изведем, боярень и боярышень со псами случим, а вам – кол осиновый вгоним! Каты, матери бы вашей зачать от нечистого.

Узнав про подметную цедулу, князья еще более облютели и объявили людишкам:

– За то озорство, опричь тягла, взыскуем с каждой чети по два контаря сена да по три рубли денег московских ходячих.

Послы отправились в овраг к общинникам с челобитною.

– Не токмо денег а либо хлеба – серединной коры не стало.

В тот же день общинники порешили привести в исполнение свою угрозу и поджечь княжеские усадьбы.

Едва стемнело, беглые покинули деревню и пошли на усадьбу Апраксы.

В землянках остались женщины, ребятишки да небольшая застава под началом Тешаты.

Позднею ночью губной староста проснулся от глухого лязга желез и стука.

– Аль не спится тебе в обрядке железной? – зло прицыкнул он на дьяка.

Сосед придвинулся вплотную к старосте.

– Покель гомонили смерды на раде, аз, воду таскаючи, оскорд унес.

Староста рванулся, готовый закричать от счастья. Шипы на обруче остро впились в его шею. Он закусил больно губу и поник головой.

Изогнувшись, дьяк упорно ковырял балку в том месте, где было вделано кольцо от желез.

Где-то во мгле послышался сдержанный шепот. Узники затаили дыхание.

– То лес балагурит! – догадался дьяк и с новою силою принялся за работу.

Наконец железы с глухим звоном упали на землю.

– Готово! – выдохнул он обессиленно.

Староста хотел что-то сказать, но от волнения слова путались и терялись в горле и дробно стучались перекошенные челюсти.

Освободив товарища, дьяк приказал ему лечь и, приладив обруч к каменному порогу, заколотил по скрепам.

Сбросив железы, узники ползком выбрались в лес.

На заре они почуяли запах гари. Беглецы притаились в кустах, не решаясь пойти на разведку.

– Ты потоньше, – предложил товарищу староста. – Свернулся бы угрем да пополз поглазеть.

Дьяк зло взбил бороденку.

– Коли аз угорь, тебе и богом положено в боровах ходить, толстозадый!

И, ковырнув пальцем в носу, брезгливо сплюнул.

Староста позеленел от обиды и всем телом налег на дьяка.

– У меня дед в воеводах ходил! Род наш сызначалу от целовальников!

Позабыв об опасности, они с бранью покатились по траве, вцепившись друг другу в бороды.

Стрельцы услышали шум и натянули тетивы на луках. Один из них раздвинул кусты и, пораженный, застыл.

– Ей-богу, староста!

К обедне беглецы были в городе. После торжественного молебствования они выступили с отрядом в поход.

Тем временем общинники, разбившись десятками, подходили к боярским усадьбам. У опушки Василия перехватил Поярок.

– Лихо! Большая сила идет на деревню на вашу. А с арматой той сам староста полоненный с дьяком.

Десяток Выводкова ринулся предупредить товарищей об опасности.

Но было поздно. У вотчины Апраксы застигнутые врасплох общинники смешались и обратились в бегство. На всех перекрестках их беспощадно истребляли засады.

Василий, с остатками дружины, мчался домой.

– Конец!.. – печально свесили головы беглые, увидев, что деревенька открыта и окружена.

Староста что-то мучительно соображал и вдруг, властно окликнув своих тоном, не допускающим возражений, приказал всем немедленно идти в сторону Дмитрова.

– Оттель на Волгу либо в Черный Яр, а либо на гору Казачью! – прибавил он, кланяясь в пояс товарищам.

– А за дружбу, за хлеб, за соль общую, – спаси вас Господь!