Розмысл царя Иоанна Грозного - [37]

Староста выследил двух таких холопей и поведал о них общине.

– Взять в железы печенегов! – в один голос решили беглые.

Уличенных связали и бросили в землянку бояр.

В одну из ночей Выводков передал свою власть старосты Тешате и, простившись с товарищами, ушел из лесной деревушки.

Ему одному ведомыми путями он то уходил в самые дебри, то приближался к проезжим дорогам, то рыскал невдалеке от будного стана.

Наконец, лес поредел, и за опушкой, через пахоту, показалось селенье.

Выводков передохнул, закусил ржаным сухарем и разделся…

К полудню он появился в деревне, перепугав насмерть ребят и женщин.

Людишки с любопытством следили за нагим великаном, спокойно расхаживавшим по уличкам.

Густая копна волос ниспадала на широкие плечи рубленника, длинная борода торчала липкими клочьями, едва защищая богатырскую грудь. На ногах болтались привязанные к икрам тяжелые камни. Железные, в тупых колючках, вериги при каждом движении жутко позвякивали и рвали на спине кожу. По чреслам болталась изодранная рогожа.

– Блаженный! – с суеверным благоговением передавали друг другу людишки, низко кланялись Выводкову и подходили, сложив горсточкою ладони, под благословение.

Чуть сутулясь, спокойно вышагивал Выводков, как будто никого не замечая. Его кроткий взгляд был устремлен куда-то в пространство и на лице беспрестанно играла радостная улыбка.

– Благослови, странничек божий! – молитвенно подползали к нему холопи.

– Благословен и пень, и червь, и человек, и колода! Радуйтесь, херувимы, пчелы дивого меду сулили! – точно про себя, подпевал староста и, подплясывая, крестил воздух мелкими крестиками.

Дойдя до боярской усадьбы, «юродивенький» вдруг задрожал и дико вскрикнул.

Холопи упали ниц и замерли, не смея пошевелиться.

Из оконца светлицы высунулась голова боярыни. Она ласково поманила нагого.

– Покажи милость, человек божий, переступи во имя Христово порог мой.

Василий отчаянно затряс головой и царапнул ногтями грудь.

Скорбно звякнули железы, и глухо перекликнулись оттянувшие икры камни.

– Бога для пожалуй в хоромины! – не отставала боярыня. – Помолись за нас, грешных, за избавление из полона князя Апраксы.

Шея рубленника вытянулась и напряглась. Кряхтя, он опустился на четвереньки и приложился ухом к земле. Вдруг двор огласился дикими стонами и проклятьями. Юродивый вскочил и, точно подхлестываемый бичами, рванулся к тыну и закружился.

– Апраксе погибель! Со вотчиной и со чады! – грозно ревел он, исступленно колотя себя в грудь кулаками. – Апраксе погибель! Вовеки!

И, резко остановившись, присел в страхе на корточки.

– Вон он! Вон он, нечистый, низвергает в геенну боярина.

Белая, как убрус, повязанный под раздвоенным подбородком, вышла боярыня на крыльцо и бухнула на колени:

– Помилуй, провидец!

Закрыв трясущимися руками лицо, Выводков подкрался к женщине.

– Встань!

Она послушно поднялась и сложила на животе руки, как перед причастием.

– Молись, раба! Великой грех содеял Апракса!

Он отставил два пальца правой руки и так взглянул в небо, как будто требовал от него наставления.

– Слышу, Спаситель! – благостным вздохом булькнуло в его горле. – Ты! – Тяжелая рука легла на узенькое плечо боярыни. – На скит в лесу длань подъемлют воеводы для спасения князей земных. Тако ли?

– Тако.

– Многомилостив Отец наш Небесный!

Толпа осенила себя широким крестом и эхом отозвалась:

– Многомилостив Отец наш Небесный!

– И тако глаголет Сын его единородный: иже в добре будет жить с холопи боярин и прокормом достатным прокормит до конца живота своего, а той воевода снимет заставы со святаго скита, – обернет Господь Апраксу в вотчину в благоденствии.

Боярыня отвесила земной поклон и подала юродивому туго набитый мешочек.

Василий возмущенно отступил.

– Избави мя, кладезь святой, от злата земного.

И притоптывая босой ногой, скороговоркой пропел:

– Сгинь, сгинь! Сгинь! Сгинь!

Неожиданно улыбнувшись блаженно, он мягко предложил:

– А во спасение раба божия боярина Апраксы – отдай сию казну людишкам своим.

Боярыня не задумываясь бросила мешочек в толпу.

Темною ночью ушел Василий из вотчины. За ним увязалась кучка холопей.

Во всю дорогу «блаженный» почти не разговаривал и мурлыкал под нос все, что приходило на ум. Чем бессмысленнее были слова, густо перемешанные именами святых, тем большим благоговением проникались люди и тем благоюродивее казался им нагой.

К вечеру второго дня, миновав посады, рубленник подошел к вотчине боярина Кашина.

Его окружила большая толпа. Застыв перед хоромами князя, Василий простоял всю ночь в безмолвной молитве.

Тем временем боярыня Апракса поскакала в губу.

Воевода внимательно выслушал женщину и обещал исполнить предрекание юродивого.

Но, едва боярыня уехала, – вызвал дьяков.

– Сдается мне – юродивый тот сам не разбойник ли?

В вотчину Кашина поскакал переряженный дьяк.

Круг почитателей юродивого рос с каждым часом. Холопям пришлись по мысли проповеди Василия. Все, что покорно переносили они от господарей; все, что годами складывалось в груди затаенным возмущением и ненавистью, – смело бросал за них в лица дьякам обличитель.

– Чмутит, – донес воеводе язык. – Не инако – ведомы ему те людишки разбойные!