Розмысл царя Иоанна Грозного - [38]

Едва Выводков оставил вотчину Кашина, его встретил отряд стрельцов.

– Откель Бог путя дал? – спросил с усмешкой голова.

Рубленник кичливо выпрямил грудь.

– Армате Христовой гоже ли ответ держать перед арматой князей земных?

Переряженный дьяк запальчиво подскочил к голове:

– А холопей чмутить – положено ли армате Христовой?!

Блаженный встряхнулся, будто невзначай больно ударил веригами по плечу дьяка и гулко отрезал:

– Да и положено ли мором морить, а и измываться над смердами?

Разинув рты, людишки восторженно слушали дерзкие речи нагого.

Вдруг к рубленнику подскочил монах и сорвал с него крест.

– Ересь! Потварец сей ересь сеет середь крещеных! Аще речено: кой хулу на володык возводит, тот дьяволу служит!

По знаку головы стрельцы опасливо окружили Василия.

Толпа клокотала, дробилась на части, зловеще наседала на стрельцов и друг на друга.

– Ужо накликаете кручину на нас, убогих! – кричали, надрываясь, сторонники Выводкова.

– Взять в железы! – ревел монах, потрясая в воздухе кипарисовым восьмиконечным крестом. – На дыбу еретика!

Глава шестнадцатая

С утра до ночи толпились любопытные у приказной избы.

Сам губной староста пытал узника.

– А не вспамятуешь, куда бояр схоронил? – добродушно хихикал он, забивая под ногти Василия иглы.

Стиснув зубы, Выводков протяжно выл, умолял о пощаде, но ни единым мускулом лица не дал понять, что ему ведома лесная деревня.

При каждом выкрике пытаемого, толпа срывала шапки, молилась и готова была, при первом знаке, броситься на избу.

Староста изо всех сил зажал щипцами сосок Василия.

– Откроешь разбойное логово – волей пожалую!

– Не ведаю!..

Жены полоненных князей не отставали от воеводы. Настойчивее всех требовала освобождения узника Апракса, глубоко верившая в доподлинную святость его.

В день, когда на дворе приказа готовились дыбы, на погост сошлись тьмы людишек.

С огромным трудом сдерживали толпу отряды ратников и стрельцов.

Со связанными на спине руками, узник спокойно вышел из подвала и, глядя проникновенно перед собой, направился к дыбе.

Вдруг он побледнел и зашатался. В толпе стояла Клаша.

Удар батога вывел рубленника из оцепенения.

У дыбы стал губной староста.

– Надумал, смерд?

Выводков по-волчьи оскалился.

– Не ведаю. А и ведал бы, нешто допустил бы псов в вольницу вольную?!

– На дыбу его!

Долгий и пронзительный свист прорезал воздух. Его заглушил тотчас же многоголосый крик.

– Горим!

Объятые страхом, люди бросились в разные стороны. Кто-то взобрался на звонницу. Густым дымом пожарища взвился к небу набат.

– Горим!

Взвизгнули стрелы. Давя друг друга, толпа навалилась на ратников.

– То Бог воздал за блаженного! Божье то знамение!

Староста и дьяк шарахнулись к избе. Их перехватили змеи капканов.

Взмахом ножа один из беглых перерезал веревки на узнике.

* * *

До Ивана Постного отлеживался Василий. Под наблюдением общинников ему прислуживали губной староста и дьяк.

– Были умельцами извести молодца – покажите милость в здравие обернуть, – зло вращая белками глаз, шипели беглые.

Как только староста окреп, вся деревня потребовала казни полоненных.

Первыми вывели на поляну бояр. За ними приволокли старосту и дьяка.

Выводков приветливо снял шапку.

– По-вашему сробил – логово узрели вы.

Он неожиданно рассвирепел и, схватив за ворот дьяка и старосту, больно стукнул их лбами.

Два общинника, принявшие на себя обязанность катов, с наслаждением засучивали рукава.

Дьяк жалко свесил голову на плечо.

– Велика ли корысть в моем животе? Нешто боле в нем радости, чем в каменьях самоцветных да в злате?

И, скривив приплюснутое ноздреватым блином лицо в сторону бояр, слезливо подергал носом.

– Не тако ли реку аз, господари?

Тупо уставившись в землю, Апракса ожесточенно грыз ногти.

– Чего сдожидаетесь? – крикнули каты. – Рубить им головы их скоморошьи!

Кашин поднял руку.

– Перед Господом крест целую на том, что раздам людишкам добро свое, по Христу, а сам в монастырь пойду, мнихом буду!

Пенков и Апракса переглянулись и, пошептавшись, плюнули с омерзением в сторону Кашина.

– А не быти боярам без смердов! Краше приять кончину мученическую!

И, переждав, пока смолкнет возмущенная брань общинников, Апракса ровным голосом прибавил:

– А коли тако будет, чтобы нам не забижать зря людишек, да малыми оброками оброчить их, да и по чети прикинуть им, – не зазорно на сем и нам крест целовать.

Общинники подняли спор.

– А ежели удур?

Тешата с пеной у рта доказывал:

– Казним полоненных, об их место иные сядут, да еще пуще холопей зажмут. Пустить уж!

– А удур ежели? – стояли на своем беглые.

Пенков топнул ногой.

– Аз, господарь, крест целую на том!

Казначей победил. Каты недовольно побросали оскорды.

Клаша принесла из землянки образ и передала его, вместе со своим нательным крестом, Василию.

Воздев правую руку и отставив два пальца, бояре по очереди торжественно произносили клятву и прикладывались ко кресту.

После князей к образу подошел губной староста. Общинники оттянули его назад и зашумели:

– Больно вы с дьяком до пыток охочи. Не можно волков к ягнятам гнать!

Староста и дьяк упали Василию в ноги. Но чем униженнее молили они о пощаде, тем неподатливее становились беглые.

Под обидные шутки и брань их увели в землянку и одели в железы.