Рождение неолиберальной политики - [159]

Перечисленные провалы экономической политики не оставляют сомнения, что вера в рынки оторвалась от реальности. Почти тридцатилетний триумф трансатлантической неолиберальной политики после избрания Тэтчер и Рейгана был свидетельством сближения США и Англии в плане экономической политики. Страны объединяла притягательная вера в рынок. Драматический кризис 2007–2008 гг., казалось, решительно поставил под вопрос все неолиберальное мировоззрение. Однако политики стремились как можно быстрее вернуться к тому статус-кво, в котором они черпали чувство уверенности до 2007 г. Никакого принципиально нового представления о мировой экономике не было. Не было в наличии и нового Кейнса. Настоящий Кейнс был лучшим, кого леволиберальный мейнстрим мог призвать для критики культуры бесконтрольности, воцарившейся на Уолл-стрит и в лондонском Сити. Хуже того, эта алчность заразила и всё остальное общество. Консервативные правые в Америке и консерваторы в Англии стали более чёрствыми, более равнодушными и в своих экономических воззрениях вернулись к политике беспощадного сокращения государственных расходов, существовавшей до Великой депрессии. А эта политика, насколько можно судить, не желала учитывать даже советы самих неолиберальных экономистов. И возглавляемое консерваторами коалиционное правительство в Англии после выборов 2010 г., и республиканское большинство в Конгрессе, победившее демократов Обамы на промежуточных выборах 2010 г., призывали как можно скорее устранить дефицит государственного бюджета, возникший в результате государственной помощи банкам и последствий финансового кризиса. Такая позиция игнорировала логику и кейнсианцев, и монетаристов, которые в контексте общеидеологического стремления снизить государственные расходы придавали большое значение ожиданиям и, соответственно, наличию стимулов налогово-бюджетного и денежно-кредитного характера. В 1960-е годы спор шёл о том, что более терпимо: немного больше безработицы или немного больше инфляции. Теперь вопрос стоял так: сократить ли государственные расходы на 25 или на все 40%. А перспективы экономического роста были для консервативных и республиканских политиков темой второстепенной.

Можно отметить ещё два явления, свидетельствующие о том, что неолиберальная вера в рынки не сдалась. Первое, которое описал Марк Лилла в статье «Якобинцы «Чайной партии»», — это нарастание в современных США деструктивных и безответственных протестных движений, отличающихся склонностью громко выступать, слушать только самих себя и признавать только свои собственные стандарты истинности и доказательности. Классический пример — «партия чаепития», выросшая из оппозиции реформам здравоохранения президента Обамы. «Партию чаепития» пропагандировал телемедийный холдинг Fox News, принадлежащий Руперту Мердоку. «Партию чаепития» возглавляют и её подстёгивают Гленн Бек, Мишель Бакмен (чьим любимым экономистом, очевидно, был Людвиг фон Мизес) и Сара Пэйлин; все они напрочь лишены той осмотрительности, к которой обязывают лидеров точное знание и необходимость разбираться в мировых проблемах. По мнению Лиллы, именно чрезмерная концентрация медийных средств в одних руках и выносит на поверхность «мудрость толп», в которой нет ничего, кроме негатива[889]. В Англии Мердок стремился полностью завладеть телекомпанией Sky и занять доминирующее положение на рынке печатных медиа. Ему помешал скандал, разразившийся в 2011 г. вокруг его центрального органа, газеты «The News of the World»: её журналисты добывали информацию незаконными способами. В XXI в. проблема корпоративной монополии, которая заботила первых неолибералов, вновь подняла свою уродливую голову. Однако неолиберализм в пересмотренной, чикагской версии Фридмена, Директора и Стиглера вообще не замечал этой проблемы.

Можно привести и другие примеры сохраняющегося доминирования неолиберальной приверженности рынку, в частности радикальные предложения возглавляемого консерваторами нынешнего английского правительства. Вместо осторожной программы, порождённой неспособностью консерваторов получить большинство на выборах 2010 г., премьер-министр Дэвид Кэмерон и его министры наметили капитальную перестройку политики в сферах здравоохранения и образования. В области здравоохранения правительство внесло законопроект, предусматривавший передачу распределения бюджетных средств в ведение местных врачей общего профиля; возникла опасность, что врачебные решения будут руководствоваться соображениями прибыльности, а не медицинской необходимости. Общественное негодование было столь велико, что правительство сильно умерило свои предложения. Но его намерение было совершенно очевидным: полностью перевести английское здравоохранение на рыночную основу.

В сфере образования консерваторы при поддержке своих «либерально»-демократических партнёров по правительству вознамерились под лозунгом свободы выбора смягчить общегосударственные учебные стандарты, разрешив родителям открывать собственные местные школы и руководить ими. В качестве ещё более радикального шага правительство планировало фактически приватизировать финансирование высших учебных заведений: почти полностью ликвидировать учебные гранты по гуманитарным дисциплинам и сохранить государственное финансирование только за точными и естественными науками. Но в Англии, в отличие от Америки, нет развитой традиции благотворительности и хорошо финансируемых государственных университетов штатов. Поэтому намерение английского правительства можно считать только совершенно новым экспериментом по созданию рынка для высшего образования, что совершенно не похоже на системы, существующие. в других развитых странах. Все отмеченные явления и инициативы указывают на то, что по обе стороны Атлантики ещё сильна политическая культура, не способная выйти за пределы иллюзорного мира, в котором рынки решают любую проблему.