Рождение неолиберальной политики - [160]

Политика, основанная на разуме

Мораль моей книги такова: необходимо вернуть здравомыслие в обсуждение важных политических и экономических проблем, и это достижимо. Нам следует научиться усваивать уроки борьбы с инфляцией и уроки Нового курса, следует понять, в чём ограниченность рынков и в чём их достоинства. Целевые показатели по инфляции должны соседствовать с правильным регулированием банковского сектора, чьи самые рискованные операции нужно считать тем, чем они являются на самом деле: азартной игрой высокого полёта. Это значит, что такие операции нужно держать как можно дальше от ключевых социальных функций банковского обслуживания — кредитования, базового пенсионного обеспечения и сбережения.

Предложения добиться иного соотношения между чашами весов были презрительно отвергнуты. Вследствие провала рынка денежная система вышла за пределы «иррациональной эйфории» Гринспена и обернулась личной трагедией для многих простых семей и государственной финансовой помощью банкам. Таковы были ужасные последствия непродуманного дерегулирования и рыночной либерализации, взращенных чикагской верой в свободный от всяких ограничений рынок. Но в глазах консерваторов подобные провалы перевешивало всё ещё распространённое морализаторское соображение, что любой, кто готов упорно трудиться и применять свои способности, сможет добиться успеха, — даже в новом мире, где внизу господствует сфера услуг, а на вершине властвуют сверхбогатые. Морализаторство по поводу различия между достойными и недостойными бедными вернулось в тот момент, когда англо-американский политический диалог утратил перспективу, позволяющую вести речь о моральности недостойных богатых. То обстоятельство, что некоторые люди — бедные, находящиеся в неблагоприятной позиции или малообразованные — плохо подготовлены к выживанию в суровых условиях глобализированной экономики, не нашло выражения в лишённой конкретного содержания политической фразеологии, оперирующей понятиями свободы и экономической возможности. А ведь именно этот язык был профессионально разработан неолиберальными теоретиками и политиками.

Представление неолибералов о глобализации сводилось к тому, что система, основанная на индивидуальной свободе, свободных рынках и возможностях, предоставляемых «гибкими рынками труда», заменит системы всеобщего качественного государственного образования и медицинского обеспечения более эффективными и дешёвыми частно-рыночными альтернативами. Гражданин есть не кто иной, как потребитель. Но неолибералы, во всяком случае, со времён второй чикагской школы после 1945 г., отказались учитывать возможность (не говоря уже о вероятности) провала рынка в таких ключевых сферах социальной политики, как образование, жилищное обеспечение или здравоохранение. По обе стороны Атлантики консервативные политики обзывали тех, кому не повезло в жизни, социальными мамашами, просителями подачек и нищими безбилетниками. В то же самое время фразеология прибыли, эффективности и потребления вытесняла лексику гражданственности, солидарности и взаимопомощи. В США предложенные Обамой реформы здравоохранения были выхолощены нигилистами «партии чаепития», выступавшими против любой государственной инициативы, способной снизить неоправданно высокую, повсеместно и постоянно растущую стоимость частных медицинских услуг. По иронии судьбы этот «дивный новый мир», верный евангелию свободного рынка, порождал именно то, что больше всего не любили консервативные политики: незащищённость, социальные, сексуальные и культурные изменения, насилие и разрыв связей внутри общества.

Конец идеологического конфликта — исчезновение фундаментального противоречия между коллективизмом и капитализмом — вызвал горькие сетования, поскольку сопровождался утратой определённости, «племенной» принадлежности и лояльности. Но, вероятно, главное, что необходимо, — это более внимательное отношение к самой направленности политических идей. Они призваны улучшать жизнь людей, а потому их нужно изменять и исправлять таким образом, чтобы они отвечали объективной реальности. Вера, даже светская вера в индивидуальную свободу, нашедшую своё выражение в свободных рынках, больше не должна побуждать к применению любой модели без гибкости, без восприимчивости к реальным социальным и экономическим проблемам. Нужно вернуться к политике, основанной на разуме. От этого зависит земная реальность последовательно принимаемых реформ и правил, нацеленных на удовлетворение нужд людей.

Приложение к русскому изданию

Людвиг фон Мизес Смысл laissez faire [890]

Во Франции XVIII в. выражение laissez faire, laissez passer было формулой, в которую сжали свою программу некоторые поборники дела свободы. Их целью было установление свободного рыночного общества. Чтобы достичь этой цели, они выступали за отмену всех законов, препятствующих более трудолюбивым и более способным людям превзойти менее трудолюбивых и менее способных конкурентов и ограничивающих перемещение товаров и людей. Именно для выражения этого была предназначена эта максима.

В нашу эпоху неистового стремления к всемогуществу государства формула