Розанов - [95]

Рехнулся, сошел с ума, помешался, осатанел, кощунник[71] – вот самые мягкие определения и попытки объяснить линию его поведения. Однако пройдет несколько лет, и еще сильнее рехнется Розанов в глазах общественности либеральной, когда станет нападать на евреев, которых до той поры превозносил, обвинит их в ритуальных жертвоприношениях, а заодно и во всех русских бедах, и даст своему народу несколько лицемерный и прежде всего им самим не исполняемый совет: «Вот что, мои милые русские: такое всеобъемлющее недоверие и от таких древних времен – не может не иметь под собою какого-то основания, которого если вы не видите, то все равно оно есть. И поэтому всячески сторонитесь евреев и не вступайте ни в какие отношения с ними. Хотите ли совет настоящий и лучший и действительный: если, идя по улице, вы издали увидите фигуру “как будто еврея” – потупьте глаза и так образ, не увидьте его. Знайте, что в ту или иную сторону вы повернетесь, если встретитесь с ним глазами. В глазах есть сила: и “взглянувши друг на друга” с евреем – вы уже несколько перестали быть русским и несколько объевреились. Это не надо. И увидя комнату (гости), где разговаривает еврей, – не входите в нее; и если где вы сидите – придет еврей и начнет говорить еврей – заговорите, заспорьте с кем-нибудь третьим, чтобы не только его не слушать, но и не слышать. Берегите ум от евреев: т. е. в основе и предохранительно берегите глаз свой и ухо свое от еврея».

Все это не помешало ему в конце жизни покаяться и благословить ветхозаветное племя Авраама, Исаака и Иакова и их потомков, почтительно назвать их братьями и отцами «со старшинством историческим и культурным» и искать у них помощи и защиты. Как решить сие противоречие, как объяснить розановскую эволюцию – опять же вопрос интерпретаций, но важно заметить, что при всех метаниях (или колебаниях – вспомним еще раз ответ Чуковскому и Струве: колебания – единственный твердый принцип, на который можно опираться) неизменным для В. В. оставалось одно: кровь. И отношение к этой крови колебалось у Розанова от игривого до жутковатого.

«Влюбленный однажды, полушутя, в еврейку, говорил мне: – Вот рука… а кровь у нее там какая? Вдруг – голубая? Лиловенькая, может быть? Ну, я знаю, что красная. А все-таки не такая, как у наших…» – вспоминала Зинаида Гиппиус, а сам В. В. за два года до убийства Андрея Ющинского писал Блоку: «И вот тут зарыт в нас древний Каин, это древнее – “дай полизать крови”, от которого (по-моему) люди только и отделывались древними жертвоприношениями».

Последнее суждение перекликается с процитированным в одной из предыдущих глав письмом Розанова Герману Лопатину и показывает, что причина розановского расхождения с передовым общественным мнением в России заключалась не просто в радикализме его суждений или же мнимой либо реальной ксенофобии, но прежде всего в том, что в отличие от большинства своих опьяненных прогрессом современников он так же пьяно смотрел не в будущее, а в прошлое, был зачарован его мифами, верил в силу и мощь оживающих призраков древних времен и в их обычаях находил объяснение происходившему вокруг здесь и сейчас. В этом смысле В. В. жил как бы наоборот по отношению к современному ему обществу, двигался по встречке, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, вызывая возмущение публики и стражей как либерального, так и консервативного порядка, и в ту пору, когда определенная часть русского еврейства стремилась к ассимиляции, по крайней мере культурной (характернейшие примеры из розановских знакомых – Гершензон, Руманов, Аким Волынский, а также неведомые ему Осип Мандельштам[72] и Борис Пастернак), для Василия Васильевича именно архаичные черты оставались главными, определяющими и неизменными в человеке. А в евреях – особенно. Его и притягивала и страшила их сохранившаяся древность, она была для него источником их власти, влияния, обаяния и опасности, и кровь была воплощением этой силы. «Сила еврейства в чрезвычайно старой крови… Не дряхлой: но она хорошо выстоялась и постоянно полировалась (борьба, усилия, изворотливость)», – с уважением писал он в «Опавших листьях», и когда несколько времени спустя станет яростно отстаивать версию ритуального убийства Андрея Ющинского, то случится это именно потому, что будет внутренне, психологически к такому развитию событий давно готов.

В. В. был националистом – причем, если угодно, пещерным – в самом точном, глубоком, архаичном, оценочном и безоценочном смыслах этого слова. Страшно политически некорректный, ярый противник космополитизма («Космополитизм наш и родил революцию», – писал он в одной из своих статей), он не признавал никаких общечеловеческих ценностей, что так огорчало многих из его прогрессивных, культурных корреспондентов; даром, что ли, один из них сокрушался: «Тяжело мне видеть в Вас, что Вы чувствуете национальность, что я считаю звериным чувством».

«Зачем напрасно Вы всегда, говоря со мной, видите еврея? – жаловался другой. – Это накладывает на меня нелегкую ответственность, будто я представляю еврейство».

Однако Розанов смотрел на вещи именно так. Любой человек был интересен ему своими национальными и половыми признаками, которые он зачастую смешивал, и не случайно его интерес к еврейству – это прежде всего интерес к интимной жизни древнего народа.