Рой - [115]

— Хоцю на луцки, хоцю на луцки!..

Заварзин поднял ее на руки и услышал в избе сватьины причитания.

— Баба воет, — объяснила Дарьюшка. — Ты усол — она воет…

— Сейчас, — сказал Заварзин. — Поиграйте пока…

Он вошел в избу и, не обращая внимания на соседских старушек, поднес сватье кулак:

— Видала? Еще раз услышу — не возьму! Одна тут останешься!

Старушки разом умолкли, моргали вытаращенными глазами и дыхнуть боялись. Сватья тоже оборвала вой на середине своей причети и замерла с открытым ртом.

— Хватит нервы трепать! — добавил Заварзин. — Все! Пикнешь еще — так тут и будешь… Чтоб про сиротство больше не слышал!

— Ой, что ты говоришь-то, Василий? — испугалась сватья. — Одну не оставляй! Я ведь с ума сойду, одна-то!

— А ты своим воем и меня, и ребятишек с ума сведешь! — отрезал Василий Тимофеевич. — Грузиться надо! Машину пригнал…

— На ночь-то глядя… — начала было сватья, но прикрыла рот.

— Нельзя здесь больше оставаться, — тихо проговорил Заварзин. — Ребятишкам тяжело; стены эти…

Он вышел на улицу и сообщил девчонкам, что сейчас они будут грузиться и поедут. Дети обрадовались, в печальных глазах мелькнул маленький отблеск восторга. Дарьюшка запрыгала на одной ножке.

Заварзин постоял с шофером у калитки, покурил, дожидаясь грузчиков. Пришли два уполномоченных с Твердохлебовым и начали выносить вещи на улицу. А вещей-то, по стремянским масштабам, и было всего ничего, кроме детских кроваток, зыбок да ребячьей одежонки. Был, правда, сватьин сундук, бог весть чем набитый, изъезженный снегоход «Буран» и машина, когда-то подаренная Заварзиным и тоже почему-то неисправная. Василий Тимофеевич покопался в моторе, но так и не завел ее. Пришлось брать на буксир. Тем временем мужики сделали сходни и начали заводить двух коров. Коровы ревели, упирались, таращились на людей набухшими кровью глазами, и собравшиеся старушки тихонько плакали. Годовалого бычка и теленка со свиньей пришлось затаскивать волоком. Потом из плах соорудили загородку в кузове и погрузили вещи. Сватья вышла из избы последней, с поскребышком и иконой на руках. Присели перед дорогой кто где, и даже слегка возбужденные ребятишки притихли. Заварзин все поглядывал на улицу: должен был приехать Сергей. Не то всех ребятишек в «Волгу» не усадишь, тесновато будет, а в Тимофееву машину на буксире сажать опасно…

— Я хоть с соседями-то попрощаюсь? — пугливо спросила сватья.

Заварзин молча взял с ее рук девчушку. Та с любопытством выглядывала из ватного одеяла и ворочалась, стараясь высвободить ручку.

— Что ты ее завернула-то эдак? — сердито спросил Заварзин. — Не зима же… Ну-ко, давай ручки вытащим! Вот так!

Девочка взмахнула вольной рукой и немедленно засунула свои пальчики в рот Заварзину. Старшие девчонки окружили их, наделали из пальцев «коз» и стали «бодать» последыша. Дарьюшка прикосолапила к Заварзину и осторожно пропихнула головку под его руку…

Соседи провожали их тихо; сватья прощалась с оглядкой и шептала, предупреждала своих подружек, чтобы не плакали.

— Не любит он, уж молчите…

— Ишь, сам хоть бы слезинку уронил и другим не дает, — ворчали старушки. — Крепкосердый, должно быть, сват-то у тебя… Ой, достанется тебе, девка.

— Дак теперь жизнь такая у меня, — косясь на Заварзина, шептала сватья, но из-за глухости — громко. — Раз горе такое — как скажет. Ведь без него-то как? Эдакая орава… Сами-то упокоились, а нас мучиться оставили.

Заварзин не выдержал: похоже, назревал всеобщий рев. Жалость выплескивалась через край.

— Ну все, хватит! — приказал он. — Садись в машину!

Сватья расцеловалась со старушками и потрусила к «Волге».

В это время подъехал Сергей. Детей рассадили в две легковушки, меньших обложили подушками, чтобы не бултыхало на разбитой дороге, но тут заволновалась старшенькая:

— Ой, а рассаду-то, рассаду! Ведь уж взошла хорошо и большая…

— Некуда рассаду, — вздохнул Заварзин. — Да и темно уже…

— Мама посеяла, — тихо сказала старшенькая.

— Пойдем, где она? — Василий Тимофеевич покружился по двору, нашел ящик. — Раз мама сеяла — пускай растет.

Они стащили половики с парника, завернули пленку и стали копать рассаду. Одного ящика не хватило даже на капусту, а еще двести корней помидоров… Заварзин вернулся во двор и увидел возле ворот красный «Москвич». Катя Белошвейка уговаривала Сергея пересадить к ней в машину двух детей.

— Нам не тесно, — сказал Заварзин. — Уезжай, Катерина. Я тебя не просил помогать, уезжай.

Ребятишки таращились на них, и сквозь задние стекла белели их настороженные лица.

— Дождешься от тебя, — Катерина блеснула глазами. — Ты с ума сошел, Василий. Ты детей взял, а за ними уход…

— Все! — отрезал он. — Это мои дети, управлюсь!

Прихватил пару ящиков и направился было в огород, но вернулся, опустил голову.

— Если можешь, увези рассаду… Валя сеяла, пропадет.

— И за это спасибо, — бросила она и взяла из его рук ящики. — Хоть рассаду доверил.

Наконец все собрались, расселись по машинам, и Заварзин махнул рукой шоферу грузовика. Гомонящие ребятишки разом стихли, кажется, дышать перестали. Только Дарьюшка закричала:

— Поехали! Поехали! Ула-а!..

Василий Тимофеевич обернулся. Девчонки стояли на заднем сиденье на коленях и, сомкнувшись головенками, смотрели сквозь стекло на уплывающий дом…