Рота почетного караула - [18]
Андрей так и не понял, то ли они подошли, подравнялись под крыло, то ли крыло само нависло над ними.
К дверце «боинга» лихо подкатил, приник трап с наброшенной на ступени красной ковровой дорожкой.
Командир роты встал спиной к самолету, лицом к шеренге, скомандовал «Смирно!» и сам замер, ловя звуки приближавшихся от аэровокзала шагов.
«Как же он увидит, когда надо командовать?» — забеспокоился Андрей, заметив в группе подходивших к самолету людей очень ему знакомых.
Он помнил их по портретам, но вот так, в десяти шагах, видел впервые и очень удивился сходству. Но еще больше поразился простоте и естественности, обычности человека, которого знала вся страна. В нем не было ни чопорности, ни холодной натянутости официального, облеченного государственными полномочиями лица, встречавшего столь важного и высокого гостя: он шел неторопливо, с кем-то переговариваясь и в то же время успевая приветливо помахать рукой уже начинавшей бурлить толпе.
Советский руководитель приблизился к трапу ровно в тот момент, когда открылась дверца и в ней показался президент великой державы.
И его Андрей узнал сразу, только был он чуть помоложе, чем на портретах, а может, эту моложавость придавала ему порхнувшая по ступеням жена, еще юная и обаятельная на вид.
Толпа сомкнулась, вспыхнули блицы фотоаппаратов, застрекотали кинокамеры.
Выждавший еще с минуту и угадавший каким-то особым чутьем нужный момент, майор скомандовал:
— На кра-ул! — и одновременно с этими словами, повернувшись кругом, с шашкой «под эфес», строевым шагом, оттягивая носки сапог, пошел навстречу отделившимся от толпы советскому руководителю и зарубежному президенту.
Прогремевший «Встречным маршем» оркестр словно запнулся на полуфразе.
— Господин президент!
«Господин президент!» — откликнулся эхом аэродром.
— Почетный караул от войск Московского гарнизона в честь вашего прибытия в столицу Советского Союза город-герой Москву построен!
«Построен! …строен!» — восторженно повторили стены аэровокзала.
«Он совсем не волнуется! Спокойно отчеканивает каждое слово», — с чувством внезапного уважения, граничащего с любовью, подумал о майоре Андрей.
Президент стоял, слегка склонив голову, вслушиваясь в каждую фразу рапорта. Был он одет в легкий серый костюм, свободно и небрежно застегнутый на одну пуговицу, синий галстук подчеркивал белизну сорочки — и весь этот непритязательный наряд, вежливая манера внимательно слушать как бы равняли его с остальными.
Советский руководитель смотрел на майора по-другому — по-свойски доброжелательно, как на офицера, которого давно знал и с которым часто в подобных случаях встречался.
Отсалютовав шашкой, майор повернулся влево, уступая президенту дорогу, и Андрею почудилось, будто далеко-далеко прозвенели струны Руслановой гитары.
Президент шел прямо на него…
Плавно закруглился горизонт, и Андрей почувствовал, что стоит на земном шаре. Рядовой роты почетного караула, солдат первого года службы Андрей Звягин от имени и по поручению Советского Союза встречал президента великой державы. И не струны Руслановой гитары, а фалы, тонкие тросики звенели на высоких мачтах, и флаги двух держав трепетали, плескались на упругом ветру.
И уже не на аэродроме, а во чистом поле стоял богатырь Андрей — в кольчуге и шлеме, с сияющим мечом в руках, — и прямо на него, не сводя ощупывающих, с зеленоватым блеском глаз, шел высокий гость из-за тридевяти земель, из-за тридевяти морей. Андрей держал оружие не в том положении, с каким встречают врага, а «на караул», в жесте дружелюбия и мира, и вся земля советская стояла за ним — и родной поселок с наклоненными над прудом вербами, и Кремль с негаснущими звездами, и мать в своем присыпанном блестками снега пальтеце, и майор, затянутый в сияющие ремни, и даже вот тот, с государственным именем, знакомый по портретам человек, — все стояли за Андреем, надеясь на него, наблюдая, как он поведет себя: дрогнет ли, опустит ли глаза…
Президент подошел совсем близко. Нет, он был все-таки старше, чем казался издалека. «Ну взгляни, взгляни на меня», — загадал Андрей и чуть не отпрянул, вспыхнул — президент смотрел на него.
Он смотрел недолго, лишь секунду-другую, но задержалась, отдалась в сердце пристальность его взгляда с затаенным где-то на самом дне зеленоватых глаз любопытством.
Наклонившись к переводчику, президент с улыбкой что-то сказал.
Переводчик, молодой, расторопный парень, повернулся к советскому руководителю:
— Господин президент говорит, что очень доволен выправкой. Отличные парни, превосходный караул.
— Я благодарю гостя, — усмехнулся советский руководитель. — Переведите ему, что было бы очень хорошо, если бы на всей земле остались только роты почетного караула…
— О да! О’кей! — просиял президент и приложил руку к груди.
Они пошли дальше, к толпе, зовущей их трепетом разноцветных флажков.
Остальное Андрей припоминал потом смутно, словно это происходило во сне или с кем-то другим: гулко, в самую душу бил барабан, а рота, перестроясь в колонну по четыре, шла — нет, не шла, летела над бетонными плитами в торжественном марше, и Андрей все опасался, что вдруг у него лопнет ремень или задерется зацепленная карабином пола шинели; но в те несколько секунд, пока белесо мелькнуло лицо президента, ничего не случилось, по команде «Вольно», раздавшейся глухо, как из-под земли, рота глубоко вздохнула, сразу спружинила шаг, и Андрей опомнился уже возле курилки — Матюшин неловко совал ему в рот сигарету.
