Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации - [98]

Проект соглашения с Хивой был направлен Куропаткиным тогда же, в конце января 1917 г., в Военное министерство, а 15 февраля он отправил рапорт Николаю II о его подписании [Восстание, 1938, с. 224], однако в результате Февральской революции проект не был официально одобрен. Впрочем, как показали последующие события, и Временное правительство прислушалось к мнению Куропаткина: пребывание в Хиве с марта по октябрь 1917 г. сначала генерала Х. Мирбадалова, затем подполковника Б. П. Тризны и, наконец, полковника И. М. Зайцева во главе гарнизона, по сути, и стало реализацией проекта о военном комиссаре в Хивинском ханстве — правда, называлась эта должность просто «комиссар Временного правительства Российской державы в Хиве» (впрочем, положение, которое должно было юридически закрепить статус этого чиновника, было представлено на рассмотрение Военному министру лишь в сентябре 1917 г. и, подобно вышеупомянутому проекту А. Н. Куропаткина, также не было утверждено — уже из-за Октябрьской революции). Тем не менее нельзя не отметить стремление туркестанских властей (и лично А. Н. Куропаткина) упорядочить отношения с Хивинским ханством, усовершенствовав их хотя бы до уровня русско-бухарских отношений: институт военного комиссара, на наш взгляд, имеет большие сходства с институтом политического агента в Бухарском эмирате — с той только разницей, что комиссар должен был подчиняться не МИДу (как агент), а Военному министерству. Учитывая напряженную обстановку в ханстве, это отличие представляется вполне логичным.

Некоторые проблемы взаимоотношений с Бухарским эмиратом и в особенности с Хивинским ханством, с которыми столкнулись российские власти во время восстания 1916 г., на наш взгляд, могут быть объяснены, во-первых, неопределенным статусом среднеазиатских ханств по отношению к империи (фактические протектораты при формальном признании их независимости); а во-вторых, отсутствием четкой правовой базы, которая бы регулировала эти отношения. Как мы могли убедиться, взаимоотношения России с Бухарой и Хивой в этот сложный период строились на основе распоряжений туркестанской администрации — самого генерал-губернатора, начальника Амударьинского отдела (в отношениях с Хивой) и «рекомендаций» Российского политического агентства (в отношениях с Бухарой), нередко реализовывавшихся без одобрения вышестоящих имперских органов власти — Военного министерства и МИДа или до получения такого одобрения. Все эти правозначимые решения и действия предпринимались ad hoc, т. е. для решения конкретной задачи, возникшей здесь и сейчас. Только последний генерал-губернатор А. Н. Куропаткин попытался предложить вариант институционализации отношений с Хивинским ханством — фактически доведя формат правоотношений России с ним до формата отношений с Бухарским эмиратом, — однако, как уже было сказано, события февраля 1917 г. не позволили реализовать проект в полной мере.

На основании вышесказанного можно сделать вывод, что, с одной стороны, восстание 1916 г. в Туркестане не повлекло радикальных перемен в правовом регулировании отношений Российской империи с ханствами Средней Азии, издания новых правовых актов, которые бы изменили формат этих взаимоотношений. С другой стороны, действия российской администрации в Бухарском эмирате и Хивинском ханстве во время восстания (и под предлогом борьбы с ним) еще раз отчетливо продемонстрировали, что Россия фактически считает среднеазиатские ханства зависимыми территориями и находит возможным в условиях чрезвычайной ситуации распространять на них отдельные имперские правовые акты и правовые режимы, включая контроль перемещений через границу, охрану значимых объектов на территории ханств русскими войсками, проведение сыскной работы для выявления иностранных агентов и т. п.

Полагаем, что дополнительные исследования, в том числе изучение архивных документов из канцелярий Бухарского эмирата, Хивинского ханства, Туркестанского генерал-губернаторства (в том числе Амударьинского отдела), Российского политического агентства в Бухаре позволят лучше понять механизм реализации российских правовых предписаний — в частности, выяснить, вводились ли они в действие непосредственно на основе распоряжений туркестанских властей или же опосредованно, путем принятия соответствующих актов эмира Бухары и хана Хивы. Это позволит лучше понять и официальное юридическое положение среднеазиатских ханств по отношению к Российской империи накануне ее падения.

§ 3. Вопрос о правовом статусе ханств Средней Азии в политике Временного правительства

Политика Временного правительства по отношению к среднеазиатским протекторатам Российской империи, насколько нам известно, до сих пор не становилась предметом специального исследования. Это вполне объяснимо, поскольку Средняя Азия отнюдь не входила в число приоритетных направлений новых российских властей. Тем не менее, на наш взгляд, этот вопрос заслуживает внимания, поскольку его изучение позволяет проанализировать исторический опыт взаимодействия России с государствами и народами Средней Азии в эпоху перемен, что актуально и в наше время в условиях интеграции на евразийском пространстве.