Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации - [97]

Во-вторых, важным последствием восстания в Хиве стало пребывание начальника Амударьинского отдела полковника В. П. Колосовского в ханстве уже после разгрома основной части мятежников и отмены военного положения — в мае-июле 1916 г. По-видимому, к нему, по крайней мере частично, перешли широкие полномочия А. С. Галкина, поскольку он добился отмены вывода тех российских воинских подразделений, которые еще оставались в ханстве после подавления восстания, фактически осуществляя от имени хана меры по стабилизации обстановки в регионе [Погорельский, 1968, с. 113]. Самое же главное, что он развернул активную деятельность по выявлению и нейтрализации иностранных агентов [Ниязматов, 2010, с. 433]. Его действия также позволяют провести параллель с «оперативно-розыскными» действиями Российского политического агентства в Бухаре в этот же период деятельности. Особая агентурная сеть была создана для отслеживания перемещений Джунаид-хана, причем не только на территории Хивинского ханства, но и за рубежом — в Персии и Афганистане [Восстание, 1960, № 283, с. 431; № 311, с. 459]. Правда, как отмечают исследователи, усилия Колосовского в значительной степени не были оценены: он предоставил своему непосредственному начальнику А. С. Галкину поименный перечень лиц, которые действовали в ханстве во вред России, с указанием, на какую разведку они работали и какую деятельность осуществляли (собирали информацию для Германии и Турции, поставляли оружие Джунаид-хану и проч.), однако генерал не принял никаких мер. С. В. Чиркин объясняет его пассивность тем, что Галкин, к этому времени являвшийся уже пожилым человеком, «был алкоголик и в состоянии запоя часто манкировал делами» [Чиркин, 2006, с. 247]. Советские же исследователи судили генерала более строго, обвиняя его в том, что он сам был тайным агентом Германии и Турции и именно поэтому не принимал никаких мер по борьбе с их резидентами в Хиве [Якунин, Кулиев, 1953, с. 46]. Однако аналогичным образом повел себя и сам генерал-губернатор Мартсон, которому Колосовский также направлял рапорты и списки иностранных агентов [Ниязматов, 2010, с. 433–434], хотя его никто и никогда не обвинял в сотрудничестве с иностранными разведками: по всей видимости, проблемы, начавшиеся непосредственно в Туркестане, заставили руководство имперской администрации до некоторой степени пренебречь вопросами безопасности на территории Хивинского ханства.

В августе 1916 г. В. П. Колосовский был снят со своего поста — причем не за действия в Хиве, а по обвинению во взяточничестве (в том числе и вымогательстве денег у самого хивинского хана, в чем он сам откровенно признавался на следствии) ([Погорельский, 1968, с. 84–95, 89]; см. также: [Котюкова, 2009а, с. 5, 11]). Тем не менее, вероятно, именно из-за его пребывания в Хиве во время восстания в Туркестане и небезуспешной борьбы с иностранными агентами ханство в этот период времени оставалось достаточно спокойным.

Весьма примечательно, что Колосовский постарался не допустить повода для восстания — применения указа о мобилизации. Хотя Хива, как и Бухара, официально не подпадала под его действие, туркестанским властям было известно, что на территории ханства кочует ряд казахских родов из Уральской области, общим числом около 3 тыс. человек, 426 из которых полагалось призвать на тыловые работы. Начальник Амударьинского отдела в ответ на такое распоряжение туркестанских властей написал, что возникнут трудности с его выполнением, поскольку весьма проблематично отследить в пределах ханства кочевников и доподлинно установить их подданство [Садыков, 1972, с. 178]. Благодаря этому повод для восстания не появился. Зато практически сразу после того, как Колосовский покинул ханство, в августе 1916 г., там начались новые волнения в Хиве; кроме того, хивинские йомуды приняли участие вместе со своими русско-подданными сородичами в восстании туркмен Закаспийской области ([Ниязматов, 2010, с. 459; Шестаков, 1926, с. 109–110]; см. также: [Восстание, 1960, № 49, с. 96]). Вероятно, во многом это было связано с тем, что сменивший Колосовского на посту начальника Амударьинского отдела полковник Завитневич объявил амнистию и освободил ряд предводителей прежнего хивинского восстания [Погорельский, 1968, с. 114], что в глазах населения ханства могло свидетельствовать о его излишней мягкости или неуверенности в своих силах.

Однако сам факт постоянного пребывания в Хиве российского военного представителя во главе отряда войск, по-видимому, был сочтен туркестанскими властями удачным решением постоянной проблемы междоусобиц в Хивинском ханстве и вражды с русско-подданными. 8 декабря 1916 г. в Петрограде произошло совещание, в котором приняли участие туркестанский генерал-губернатор А. Н. Куропаткин, а также руководство Военного министерства и Министерства иностранных дел. На этом совещании было признано целесообразным его предложение о введении института военного комиссара в Хиве, в компетенцию которого должно было входить даже принятие решения о преемнике хана! В начале нового, 1917 г., использовав в качестве повода очередной всплеск антиханских восстаний в Хиве, Куропаткин пригласил хана Исфендиара в Ташкент, где 29 января 1917 г. они подписали соглашение о военном комиссаре и размещении в Хиве русского гарнизона в количестве двух рот солдат, двух сотен казаков и двух артиллерийских орудий. Примечательно, что расходы на военного комиссара, его штат и гарнизон (около 200 тыс. руб. в год) должен был нести хивинский хан [Садыков, 1972, с. 179–180; Чиркин, 2006, с. 258–259].