Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации - [95]

Прежде всего, российские власти предприняли меры, чтобы пресечь слухи о том, что бухарцев также привлекут на тыловые работы — а такие слухи распространялись и в эмирате, и в Самарканде, вызывая беспокойство местного населения и обостряя его отношения с русскими ([Восстание, 1960, № 59, с. 114; 2016, № 19, с. 162; № 23, с. 169]; см. также: [Пирумшоев, 2017, с. 79]). Накануне и во время восстания представители туркестанской администрации неоднократно делали заявления о том, что бухарцы, в отличие от русско-подданных, не попадают под действие указа, и отвергали возможность привлечения их к этим работам даже за плату — чтобы не вызвать волнения в среднеазиатских ханствах [Восстание, 1937, № 1, с. 27; 1960, № 31, с. 53; № 127, с. 212]. Не ограничиваясь этим, временно управляющий политическим агентством в Бухаре Н. А. Шульга в первые же дни после начала волнений в Туркестане «просил» (а фактически приказал) кушбеги, в свою очередь, принять меры по пресечению этих слухов, предлагая помощь полиции русских поселений [Там же, 1960, № 35, с. 59; 2016, № 22, с. 167].

Перемещение потенциальных участников восстания из Бухары в Туркестан, а также бегство восставших после разгрома на территорию эмирата имперская администрация также постаралась контролировать. Так, в июле 1916 г. исполняющий должность туркестанского генерал-губернатора М. Р. Ерофеев писал военному министру Д. С. Шуваеву, что бухарский кушбеги приказал правителям пограничных бегств установить наблюдение за всеми пересекающими границу и не допускать ее массового пересечения самаркандцами. Несомненно, это было сделано по указанию российских властей [Там же, 1960, № 42, с. 64, 721, примеч. 52].

Взаимодействие восставших с иностранными агентами, пантюркистскими и джадидскими кругами Бухары также находилось под контролем имперской администрации. 1 июля 1916 г. начальник Самаркандского уезда полковник А. И. Мартинсон в рапорте самаркандскому военному губернатору Н. С. Лыкошину ссылался на агентурные сведения о переписке восставших с бухарцами и афганцами и на основе этих сообщений просил распоряжения «о перлюстрации туземной корреспонденции», причем не только для Самарканда, но и для российских чиновников «в Бухарских владениях» [Там же, 1960, № 50, с. 103][114]. Сам Лыкошин отнесся к этой информации еще более серьезно: 7 июля в 1916 г. в телеграмме генерал-губернатору Туркестанского края он сообщает, что самаркандские мятежники связались с населением Гиссара и Шахрисябза (постоянно находившихся в оппозиции к центральным властям Бухары) и призывали их также поднять восстание. В связи с этим он прямо испрашивал распоряжения о вводе войск в Бухарское ханство для действий против мятежников ([Там же, 2016, № 18, с. 161]; см. также: [Рахимов, 2017, с. 85]).

На столь решительные меры туркестанская администрация пойти не решилась (тем более что управляющий политическим агентством в Бухаре Н. А. Шульга в переписке с МИДом охарактеризовал опасения Н. С. Лыкощина как лишенные оснований [Восстание, 2016, № 20, с. 165]), а потому ограничился распоряжением на перлюстрацию писем идущих из Бухары и обратно. Так, уже 11 июля 1916 г. начальник Туркестанского районного охранного отделения рапортовал в Департамент полиции в Петрограде, что усилиями Политического агентства в Бухаре было перехвачено письмо ташкентских казиев афганскому эмиру с предложением выступить против России, «но разбору не поддается» ([Восстание, 1960, № 38, с. 61]; см. также: [Пирумшоев, 2017, с. 80]). За сбор сведений о ситуации в Бухаре отвечал специальный помощник самаркандского военного губернатора, который, в свою очередь, информировал о ней командующего Туркестанского военного округа [Восстание, 1960, № 61, с. 115]. Точно так же был установлен специальный надзор за бухарцами, пребывавшими во время восстания на территории Туркестана [Там же, № 314, с. 464].

Исследователи высказывают предположение, что бухарцы не пришли на помощь туркестанцам, несмотря на неоднократные призывы, по ряду причин. Во-первых, меры для предупреждения выступлений принимали сами бухарские власти, которых пугала возможность повторения в эмирате туркестанских событий. Во-вторых, на бухарцев могло произвести впечатление быстрое и жестокое подавление выступления в ближайшем к ним туркестанском регионе — Джизакском уезде (где оно длилось с 13 по 27 июля). Наконец, в-третьих, российские отряды, расположенные на территории эмирата, были очень оперативно перегруппированы и взяли под охрану русские поселения и железнодорожные станции [Шестаков, 1926, с. 94]. В связи с этим интересно отметить, что по распоряжению Штаба Туркестанского военного округа территории, прилегающие к Туркестанской железной дороге для более эффективной их охраны были разбиты на 12 участков, и одним из них (12-м) стал участок «Бухара — Термез с веткой Карши-Китаб» [Восстание, 1960, с. 727, примеч. 335]. Таким образом, в условиях чрезвычайной ситуации на территорию формально независимого Бухарского эмирата в полной мере распространялись распоряжения туркестанской военной администрации!