Россия за рубежом - [35]

1914 гг. ), который был резко оборван начавшейся мировой войной, революцией и войной гражданской. Потрясение от созданной большевиками культурной пустыни несколько прошло в период нэпа, когда в России возобновилась интеллектуальная жизнь, и возобладавший дух экспериментирования и новаторства, казалось бы, возвестил о наступлении эпохи культурного ренессанса. В 30-е гг., когда сталинский режим реабилитировал историческое прошлое России и традиции ее классической культуры, эмигранты почувствовали, что они были правы в своей исходной позиции. Многие примирились с политикой советского правительства в области науки и образования. Но, что бы ни происходило в Советском Союзе, интеллигенция в эмиграции видела другую важную задачу в том, чтобы перебросить мост через пропасть, разделившую прошлые традиции России и современные достижения Запада. После 1928 г. те, кто оставался в Советском Союзе, не могли преодолеть этот разрыв, хотя усилия, начатые еще Петром Великим, привели к некоторому прогрессу в последние десятилетия существования империи. Русское Зарубежье, таким образом, стремилось продолжить этот процесс и надеялось на возможное установление обратной связи с родиной.

Высшие учебные заведения Русского Зарубежья, как занимавшиеся собственно обучением, так и ориентированные больше на научно-исследовательскую работу, ставили перед собой двуединую цель: во-первых, обеспечить профессиональную подготовку молодого поколения для успешной деятельности в России, куда им предстояло вернуться, или в стране, где они нашли убежище. Во-вторых, помочь зрелым ученым, деятелям искусства и мыслителям, оказавшимся в эмиграции, продолжить их творческую работу на благо русской культуры и познакомить местное общество с вкладом России в различные области науки и культуры. В дальнейшем творческая деятельность эмиграции затухала как в силу естественной убыли людей, так и из-за их интеграции в соответствующие сферы жизни общества в той стране, где они осели. В особенности это касается тех, кто поселился в Соединенных Штатах Америки, Англии и Франции. Мечта о подготовке молодежи к ее будущей деятельности в России также угасала по мере того, как перспектива возвращения на родину становилась все более неопределенной, и молодые ученые-эмигранты включались в работу академических и иных научных учреждений зарубежных стран. Конечно, тем самым они знакомили мир с достижениями России, а их научная деятельность вносила особый русский элемент в культурную и научную жизнь Запада. Основной вклад они внесли в области гуманитарных наук — философии, литературоведении, истории, в незначительной степени в социальные науки и — совсем мало — в естественные.

Не удивительно, что представители молодого поколения, обучавшиеся в какой-то период в эмигрантских учебных заведениях, внесли наиболее существенный вклад в изучение русской литературы, искусства, истории и также философии, продолжая работу, начатую в России до революции, и знакомя Запад с тем, что происходило в этих областях науки в Советском Союзе. Их оригинальные работы и вклад в развитие науки стали известны лишь после второй мировой войны, так что их деятельность выходит за рамки нашего изложения. (Среди деятелей этого поколения можно назвать критика В. Вейдле, философа А. Койре, историков искусства А. Грабаря и Б. Лосского. ) После 1945 г. и преимущественно в США представители старой эмигрантской научной общественности и ученые нового поколения помогли в становлении и развитии того, что теперь называется русистикой. За исключением некоторых аналитических работ эмигрантских экономистов, например В. Войтинского, А. Югова, Н. Ясного и С. Прокоповича, западные ученые в период между 1919 и 1939 г. практически не замечали исследований, выходивших из-под пера эмигрантов и посвященных России. Как мы убедимся, некоторые ученые-эмигранты читали курсы лекций в научных учреждениях ряда стран, но эти отдельные случаи не оказывали значительного воздействия на понимание Западом России (и Советского Союза). Это не исключало, разумеется, отдельных важных в научном отношении индивидуальных и неформальных контактов.

Русские ученые, попадая в конце своей одиссеи на Запад или в Харбин, приступали к реализации двух задач, о которых мы уже упомянули, — учить молодежь и продолжать собственную научную работу. В Англии под председательством медиевиста сэра Павла Виноградова был создан комитет из английских пожертвователей и ученых-эмигрантов (в частности, П. Милюкова), который основал общественный фонд помощи ученым из числа беженцев. Так было положено начало широкой кампании, которая привела к восстановлению научной жизни в Русском Зарубежье. Английскую инициативу подхватили в Париже, где жили многие русские ученые и представители интеллигенции, причем некоторые поселились здесь еще до 1914 г. и имели тесные связи с французскими научными кругами. Это начинание обрело реальные очертания в Берлине. С помощью собранных в Англии денег и при поддержке ИМКА оказавшиеся в изгнании ученые образовали здесь Русскую академическую группу. Она основала Русский институт, в рамках которого предполагалось организовать чтение курсов лекций для молодых беженцев, в том числе и военнопленных, чтобы продолжить их образование. Германские власти были позитивно настроены по отношению к этому предприятию, и благодаря содействию таких влиятельных лиц, как профессор Отто Хётш, который имел связи в министерстве иностранных дел, при участии Берлинского университета и других высших учебных заведений, например Технического института, Русскому институту было выделено помещение и оказана материальная поддержка. Пожертвования Русскому институту рассматривались как «кредиты» германских университетов, а выдаваемые им свидетельства признавались при поступлении в немецкие учебные заведения.