Россия за рубежом - [112]

К сожалению, в XX в. многие страны пережили революции и политические потрясения, которые вынудили многих граждан спасаться бегством. В большинстве своем это были политические эмигранты в традициях XIX в. — радикалы и революционеры. Они покинули родину, чтобы избежать тюрьмы или еще худшего, но это были одиночки, целью жизни которых было продолжение прежней политической деятельности с территории зарубежного государства. Их было немного, несмотря на то, что в крупнейших европейских столицах — Париже, Лондоне, в отдельные периоды в Вене и в Берлине — они могли производить впечатление небольшого «общества в изгнании»; на самом деле это были скорее политические фракции или «секты», которые провозглашали себя оппозиционными по отношению к существовавшим на родине политическим центрам. Среди них были прибалты и поляки, большое число румын и венгров, а также итальянцев и деятелей из Балканских стран. В результате второй мировой войны большинство оставшихся в живых получило возможность вернуться домой и попытаться возобновить свою деятельность там.

Испанцы, бежавшие через французскую границу в 1938 г. после победы Франко над республиканцами, несмотря на то, что во многих отношениях они были сходны с политической эмиграцией, имели много общего с русскими беженцами начала 20-х гг. В обоих случаях бегство было вызвано сходными причинами и обстоятельствами — поражением в гражданской войне. Испанские беженцы также представляли собой срез испанского общества, и они надеялись на скорое возвращение на родину после падения диктатуры Франко, которое представлялось неизбежным. Трудно сказать, удалось бы им создать «зарубежную Испанию». Начало второй мировой войны лишило их такой возможности, по крайней мере во Франции, которая была для большинства беженцев первым пристанищем. После войны франкистский режим, который, впрочем, никогда не был столь жестким или столь же закрытым для остального мира, как советский, был смягчен; большинство беженцев получили возможность вернуться в Испанию, которой многие воспользовались. Что касается тех представителей политической и культурной элиты, которые обрекли себя на изгнание, они были гостеприимно приняты в Латинской Америке, прежде всего в Мексике. Мексика распахнула двери перед интеллигенцией и сделала много для того, чтобы использовать талант испанцев на благо мексиканской культуры и науки. Для ученых-эмигрантов был создан университет, который впоследствии вошел в состав университета города Мехико. Мексиканское правительство помогло эмигрантам наладить издание литературы, научных журналов, обеспечило публикацию их трудов. Главным различием между испанцами, обосновавшимися в Мексике (или в любой другой латиноамериканской стране), и русскими в изгнании было то, что в Мексике говорили на том же языке, что и в Испании, а высокая культура в Латинской Америке повсюду (кроме Бразилии) совпадала с испанской. По всем данным, большая часть эмигрантов из Испании быстро интегрировалась в мексиканское общество, несмотря на то, что некоторые впоследствии, после либерализации диктатуры Франко, вернулись на родину¹.

Рассмотрим еще одну эмиграцию 30-х гг., на которую часто (в особенности в Соединенных Штатах) указывают как на близкий аналог русской. Речь идет о германо-австрийской (по большей части еврейской) эмиграции, последовавшей за приходом к власти Гитлера в 1933 г. и аншлюсом Австрии в 1938 г. В эту эмиграцию входили социалисты, либералы, по большей части еврейского происхождения, беженцы из Чехословакии (после 1938 г. ), Венгрии и Румынии (в основном в конце 30-х гг. ), носители немецкой культуры.

Вначале отметим черты сходства с русской эмиграцией, а затем, чтобы наше сопоставление было полным, и различия. Подобно русским, германо-австрийские евреи, которые были вынуждены бежать за границу, представляли практически все социальные и профессиональные слои общества. Культурная элита (а также политические деятели, многие из которых были нееврейского происхождения) уезжала с надеждой на скорое возвращение, так как она не верила, что Гитлеру удастся долго продержаться у власти. В тех городах, где они обосновались — сначала в Париже, затем в Соединенных Штатах, в первую очередь в Нью-Йорке и в Лос-Анжелесе, — они стремились сохранить прежний образ жизни. Германская культурная элита еврейского происхождения, подобно русской, полагала, что на нее возложена задача сохранить традиционную культуру Германии, над которой надругались и которую нещадно исказили нацисты, и продолжать свою творческую деятельность на благо будущей свободной Германии (или Австрии). Как нам известно из биографий тех представителей интеллигенции, которые были вынуждены отправиться в изгнание, они действительно не прекращали работать — в области литературы, искусства, науки. Подобно русским, они основывали свои организации — издательства, журналы, университеты, исследовательские институты. На этом, однако, сходство заканчивается, хотя в обоих случаях эмигранты внесли свой вклад в культуру тех стран, где они находились. Мы вернемся вскоре к этому вопросу, однако сперва следует отметить черты различия.