Россия и мессианизм. К «русской идее» Н. А. Бердяева - [86]
Примечательно, что Леонтьев отрицательно относился к буддизму (а также к конфуцианству), рассматривая их как формы «религиозного атеизма». И предостерегал: подобно библейским Гогу и Магогу, приверженцы обеих традиций могут подняться против Европы и славянства, если последние, предав византийское христианство (пока что с грехом пополам сохраняющее свои позиции), окончательно погрязнут в мещанстве, охватившем западное общество>{1049}. Эти апокалиптические предчувствия (позволившие Леонтьеву за несколько десятилетий до большевистского переворота, по существу, предсказать Октябрьскую революцию в ее подлинном обличье) постепенно сложились у него в зловещий образ панмонголизма.
Это понятие занимает важное место в творчестве Владимира Соловьева, рассматривавшего мировую историю как титаническую схватку Востока и Запада. В этой борьбе Россия должна была находиться, по мнению Соловьева, на стороне Запада. Если мусульманский Восток воплощал принцип «солидарности», то Запад, напротив, — принцип «свободной множественности». Только во вселенском царстве, которому предстоит родиться, когда извечная распря Востока и Запада подойдет к своему финалу, станет возможным примирение этих принципов. Только третья сила способна примирить «всеединство» со «свободной множественностью». В этом и состоит миссия славянских народов, обитающих между носителями обоих принципов, Востоком и Западом.
В статье «Три силы» (1874) Соловьев говорил об идеале «безбожного человека» как о характерной черте западной цивилизации и об идеале «бесчеловечного Бога» как о фундаментальной особенности мусульманского мира. В то время Соловьев оценивал этот Восток выше Запада.
Эти идеи характеризуют «полуславянофильский» период в идейном развитии Соловьева. Когда в 1896 году он писал, что царство двуглавого орла несет в себе примирение Востока и Запада, его идеалом была вселенская теократия. Россия, полагал Соловьев, способна преодолеть противоположность европейского и азиатского начал, одинаково односторонних, ибо содержит в себе и то, и другое. Еще раньше он писал о том, что Англия «задушила индийцев», «ограбила египтян» и «отравила китайцев»>{1050}. Что же касается России, то она сама является полем битвы между западничеством и славянофильством, т. е., по существу, — борьбы Европы и Азии; исход этой схватки уже предрешен: победа была за Азией, и причина тому — «инстинкты масс»>{1051}.
Позиция Соловьева по отношению к Дальнему Востоку была в целом негативной. Тем не менее, он полагал, что христианский мир может завоевать Азию благодаря притягательной силе экуменического идеала — в том, разумеется, случае, если сам сохранит ему верность>{1052}. Но если христианский мир (включая Россию) предаст этот идеал, то Дальний Восток превратится в грозную опасность>{1053}. Свое поэтическое выражение эта мысль нашла в известном стихотворении «Ex oriente lux». «Каким ты хочешь быть Востоком: Востоком Ксеркса иль Христа?» — этот вопрос Соловьев обращает к России. «Восток Ксеркса» стремится подчинить Запад силой, тогда как «Востоку Христа» предстоит иная миссия: духовное примирение Европы и Азии. И если Запад не будет верен своему предназначению — нести в мир истину христианства — то Азия неминуемо одолеет его. Европе придется повторить судьбу Византии, покоренной исламом, ибо ее политическая жизнь не подверглась христианскому преображению>{1054}. Незадолго до смерти, в 1900 году, когда коллективная карательная экспедиция европейских держав (включая Россию) была отправлена в Китай, чтобы подавить («боксерское») восстание ихэтуаней, Соловьев задавался вопросом, с каким же багажом идут европейские нации на войну с Китаем. Нет христианства, идей не больше, чем во время Троянской войны; только тогда шло юное человечество, а сегодня идут старики, — печалился Соловьев[117]>{1055}.
Как свидетельствуют позднейшие произведения Соловьева, с годами его враждебность по отношению к Азии усиливалась. Так, например, в 1892 году он писал, что буддизм будет угрожать христианскому миру и что эту грядущую опасность воплощают «индийские и тибетские просветители». Более того, Запад и Россия должны преодолеть действие своих собственных, внутренних сил, тяготеющих к буддизму>{1056}. В этой связи Соловьев указывает на такое «большое зло», как буддийское (махаянистское) учение о пустоте (шуньявада)>{1057}. Философу даже приходилось отводить от себя подозрения в «безусловной» враждебности по отношению к исламу и, в особенности, буддизму, признавая этим как бы «обусловленную» враждебность. В самом деле, «безусловная» (необусловленная) враждебность нелогична в контексте соловьевской доктрины, так как азиатская угроза становится реальностью лишь в том случае, если Запад отречется от своей миссии. По мнению Соловьева, «отречение» Запада и возвышение Востока недвусмысленно свидетельствовали о приближающемся конце истории. В своем знаменитом произведении «Три разговора» (его лейтмотивом является мысль о скором пришествии Антихриста) философ предсказывал «великую и последнюю борьбу», которой предстоит развернуться в XX веке: схватку Европы с «панмонголизмом». Соловьев писал, что если во Франции победит социальная революция, то панмонголизму станет проще завоевать Европу. Но после того, как его господство будет низвергнуто, произойдет эсхатологическое объединение церквей, и мировая история завершится. Таким образом, отречение России от своей миссии Третьего Рима и следствие этого исторического предательства — падение русской монархии, гибель царства двуглавого орла, — все это Соловьев связывал с развитием панмонголизма и приветствовал как свидетельство окончания истории и как исполнение хилиастических обетований.
