Ромейское царство - [407]

Если разобраться, то выяснится парадоксальное: ромеи и жители Европы мало знали друг о друге, но были настроены друг к другу, мягко говоря, недружелюбно. Церковный раскол, ставший постепенно осознаваться современниками со второй половины XI в., ширился от столетия к столетию и вел ко все большему непониманию и глубокому озлоблению. Все большее подчеркивание национального противостояния «греков» и «латинов» увеличивало пропасть, копило в обществе злобу. Примирение с католическим Западом, безусловно, могло бы помочь Ромейскому царству оправиться и получить реальную помощь. Здесь крылся реальный шанс, который при искреннем желании, умелом подходе и отказе от некоторых устаревших, не главных принципов и идей можно было бы использовать на благо ромеям. Но разграбление Константинополя западными «пилигримами» в 1204 г. способствовало новому росту антилатинских настроений, не желанию сотрудничать с Западом ни по каким вопросам, что не мешало некоторым византийским олигархам размещать там свои богатства. Да и сам Запад, все более набиравший экономическую и военную мощь, втайне лелеял собственные планы и, по сути дела, безучастно взирал на несчастья обескровленного христианского Востока. Обеспокоенность выражалась главным образом на словах. Его морские города-республики, ослепленные корыстными торговыми интересами, не осознавали, что Ромейское царство является единственным бастионом, который защищает их от агрессии со стороны мусульман.

К XIV в. на Западе все активнее критиковали развращенность византийского духовенства и объясняли ею все большие и большие успехи ислама. Данте Алигьери в своей четвертой песне прославленной в Италии эпической «Комедии» поместил легендарного рыцарственного султана сельчуков Саладина в Лимбе — светлом убежище первого круга Ада, особом месте для добродетельных нехристиан, царей, философов, ученых и, главное, полагал, что этот султан, знаменитый победами над крестоносцами, мог бы принять спасительное Крещение, если бы его не оттолкнула своей непривлекательностью Греческая Церковь. Конечно, западных ученых и интеллектуалов эпохи Возрождения, итальянского Ренессанса, интересовала классическая древность, но не то общество, которое ее сберегло. Его исчезновения они эгоистично не расценили бы как потерю, ибо не ставили равенства между античной мудростью и все более слабеющей Византией. Ее образ закрепился в европейской культуре как восточный, экзотический, чуждый европейским идеалам.

Далее, важно понять, что обострение конфликта между Константинопольским патриархатом и проуниатским императорским двором привело к ослаблению поддержки государства со стороны Церкви. Не случайно распространение получила идея двух властей. Призывы к неповиновению императору были подкреплены исихастскими лозунгами, призывавшими прежде всего спасать душу и отказываться от материальных благ, которых и так становилось все меньше в поневоле аскетичной жизни.

Бесперспективные при таком настрое попытки унии с католиками внутренне расшатывали общество, не давая взамен существенной военной и иной помощи. Заключение в 1439 г. очередной унии Церквей и ее возобновление в 1452 г. еще больше потрясло ромеев, их дух был окончательно сломлен. Многие византийцы считали плачевное положение, в которое попало Ромейское царство, не просто карой, а именно справедливой карой за недопустимые уступки еретикам, за унию с ними. Предательство православной христианской веры уже до этого стало причиной тотального неверия византийцев, увлечения оккультизмом, процесса депопуляции и кризиса семей, повального алкоголизма, сплошного цинизма и склок. В результате Византия принялась еще быстрее терять свой и без того оскудевший духовный ресурс, что стало одной из фундаментальных причин ее приближающейся окончательной гибели.

Нельзя сказать, что поздняя Византия стала совершенно небоеспособной. Ромейские власти все же располагали профессиональными военными силами, главным образом, наемными, но армия и флот, лишенные финансирования, все более сокращались, а артиллерии было явно недостаточно, чтобы сравниться с иными «пороховыми империями» средневековья, год от года наращивавшими мощь. Перестройки армии, попытки заменить продажных наемников народной регулярной армией, несмотря на то, что такое предлагали провести в XIV–XV вв. некоторые византийские интеллектуалы, к примеру, советник императора Иоанна VIII Палеолога, знаменитый мыслитель, философ Георгий Гемист Плифон, так и не случились. Для этого у последних василевсов не хватило ни сил, ни воли, ни толковых помощников.

К негативным явлениям следует отнести чрезмерную децентрализацию власти и ее растущее бессилие. Этот симптом вылился в формирование системы коллективного управления страной и укрепление позиций двуличной олигархической аристократии, феодальной знати из династов и динатов при Палеологах. Отсюда рост независимого крупного землевладения, уход его от уплаты налогов, передача проний по наследству, вне зависимости от службы. Византийская элита становилась все более разобщенной, усилились ее центробежные настроения, двойственность позиций, стремление сохранить свои богатства даже ценой предательства интересов отчизны, что способствовало еще большему ослаблению идущей к гибели Империи ромеев и, по сути, означало гораздо большее — кризис византийской цивилизации.