Рок–роуди. За кулисами и не только - [31]

Но что касалось Алана Прайса, его волновали не столько хорошенькие личики, сколько то, что обычно расположено несколько южнее. Алан сходил с ума от женских сисек, чем они были крупнее, тем лучше. Всё переставало для него существовать вокруг, если сиськи были невероятного размера.

И часто, какую бы уродину я ни находил, но если у неё была огромная грудь, я немедленно доставлял её Алану. Это стало даже своего рода игрой. Каждый раз я, думая, что он даже не притронется к ней, он доказывал мне, что я грубо ошибался, всем своим выдохшимся и счастливым видом, рассыпаясь в благодарности, что я нашёл ему такую чудесную пару! И поговорка «неважно как выглядит камин, если угли горячие» не сходила с его уст.

И хотя Алан не переставал меня удивлять своими пристрастиями, было в нём нечто, в чём я даже не пытался разобраться.

До нас доходили разноречивые слухи, чем именно занимается Алан со своими грудастыми дамочками, и однажды вечером любопытство оказалось сильнее нас. Мы с Хилтоном тихо подкрались к его номеру и стали вслушиваться, что же происходит внутри. До этого мы встретили на лестнице Алана вместе с одной полногрудой брюнеточкой, поднимающихся в его номер. Мы приникли к стаканам, прижатым к двери его спальни, надеясь, наконец, раз и навсегда выяснить правду из всего того, что нам понарассказывали.

Сначала было тихо. Мёртвая тишина. Я — разочарован, но Хилтон, похоже, знал больше меня, потому что спокойно зажёг сигарету и сказал:

— Он ещё не начинал. Потерпи, — улыбнулся он.

Ну вот, наконец, началось, мы услышали, как она стала умолять Алана, ещё, ещё. Вот так, молодец, наш Алан. Я даже начал входить во вкус, шпионя за ним. Только представьте, двое, Хилтон и я, стоят в коридоре со стаканами прижатыми к своим ушам и подслушивают, как в соседнем номере другие двое занимаются обычным делом, которым занимаются все люди каждый день. Ну и не извращенцы ли мы после этого, ну уж никак не Алан. Может быть, все эти сплетни разносят просто злые языки? Но вот я услышал это… раскатистый, невероятно громкий пук!

Вот об этом–то все только и говорили: о прелюдии Алана. Итак, очевидно было, что было гарантом Алана, но кроме обязательной просто гигантской груди, ещё и «замечательный пук». Он вдувал воздух в свою подружку и затем наслаждался полученным звучанием треска или грохота или шипения, с каким воздух выходил из вагины. И чем громче это происходило, тем сильнее заводился наш Алан.

Ну, должно быть он был очень счастлив, услышав то, что услышали мы. Это было подобно землетрясению. Стакан буквально дребезжал под моим ухом! И вдруг, стакан Хилтона выскальзывает из его пальцев и, ударившись об пол, разлетается на множество осколков. За дверью наступает гробовая тишина, а мы с Хилтоном превращаемся в ледяные статуи, с трудом сдерживаясь, чтобы не взорваться оглушительным хохотом. Я снова прижимаюсь ухом к двери, в надежде услышать продолжение. Но тут, чтобы ещё добавить комичности возникшему положению, распахивается дверь и, от неожиданности, будто сражённый молнией, падаю к его ногам. Ладони вспотели, уши горят.

Алан в ярости не стал разбираться, что да как, и, с воплями набросившись на меня, стал пинать ногами, чего я, в общем–то, и заслуживал. А Хилтон застыл как статуя, уставившись в глубину комнаты, я, перекатываясь по полу и увёртываясь от ударов Алана, умудрился проследить его взгляд, направленный на предмет его интереса. На постели лежала голая девица, её невероятного размера сиськи распластались как две выброшенные на берег медузы, обе её ноги были запрокинуты вверх и широко разведены, одна за лодыжку была привязана поясом от банного халата, а другая — чёрным галстуком. Чем не бондаж, ай да Алан! Увидев нас, она завопила и стала кричать нам, чтобы кто–нибудь её развязал.

Я не верил глазам. Даже в своих поисках самых уродливых тёток с самыми большими сиськами, я не предполагал, что такую уродину как эта, могла создать Природа. Страшно торчащие наружу зубы, размера, которого я уже никогда больше не встречал за всю свою жизнь, едва ли могли они, по моему разумению, разместиться в девичьем ротике. У нас с Хилтоном случилась истерика, мы ржали и не могли остановиться. Вся ситуация была полностью невероятной. К реальности нас вернул Алан, пинками вытолкнув из своего номера и описав соответствующими словами, что с нами обоими произойдёт, если мы ещё хоть раз вернёмся. Но у нас всё было при себе, и мы просто так Алана не отпустили, чтобы он продолжил забавляться подобным образом.

На следующее утро он был встречен хором голосов остальных зверей, «Как дела, док?», так непохоже на него было его настроение. Ума ни приложу из–за чего. Хотя, должен вам сказать, у меня уже не было желания смеяться над ним, после того, как всю долгую дорогу до Манчестера он изсверлил глазами мою спину.

Эрик и Час: два характера и война

Живя в тесном коллективе, находишься всё время под прицельным обстрелом, они знают о тебе практически всё, и используют это знание для постоянных над тобой шуток и розыгрышей.

Затрудняюсь словами описать чувство клаустрофобии, которое развивается, находясь в продолжительных гастролях. Переезжая из города в город, из гостиницы в гостиницу, часто нет ни сил, ни времени сбегать в магазин, и еле успеваешь переодеться и побриться. Постоянными на фоне вечно меняющихся пейзажей, площадок и тёток оставались только мы сами, но временами эта стабильность теряла свой некий комфорт и превращалась в настоящее внутриобщественное бедствие.