Рок–роуди. За кулисами и не только - [29]

Шрифт
Интервал

Нервозность Алана Прайса мною много раз уже была описана на этих страницах, и такие ралли с невменяемым обкуренным пилотом стали для него последней каплей. Визг Алана, доносящийся с заднего сиденья, думаю, был слышен даже в Вестминстерском аббатстве, он требовал немедленной остановки и убегал в поле, пока не приходил в себя после приступов охватывающей его истерии. И только после долгих уверений и обещаний, что Алекс никогда больше не сядет за руль, можно было уговорить Алана вернуться в наш микроавтобус.

Не много ли хлопот с нанятым работником? Вместо добавочной пары рук я получил лишнего пассажира, и часы, проведённые им на задке автобуса, ненамного отвлекли Алекса от пагубной привычки. И, похоже, это были часы его последнего отдохновения. Нам недолго пришлось тянуть его на буксире, в первые же американские гастроли трос лопнул, и он оказался в тюрьме, пять лет ему дали за распространение наркотиков. Жизнь рядом со звёздами может смешать все карты, ведь у Алекса, когда его взяли почти ничего не нашли (он имел обыкновение делиться со всеми музыкантами), к тому же не поп–звездой он был, а всего только каким–то роуди. Жестокий урок для всех молодых людей — живя их жизнью, не делает тебя членом группы.

Мне и сейчас, когда думаю об этом, хотелось бы, чтобы самообман не уводил так далеко невинные души. На своём опыте сосуществования с Animals я испытал ещё раз, что наркозависимость незаметно завладевает нашими жизнями, и нужна встряска, вроде шока, который мы все испытали, когда на глазах у всех нас его арестовали.

Хилтон в облаках

Как я всех их любил, этих милых моему сердцу зверей, даже несмотря на то, что очень часто они просто сводили меня с ума, но более всего всё же близок был мне Хилтон Валентайн, мой единственный и самый драгоценный друг. Наверное поэтому я очень переживал за его пристрастие к экспериментам с наркотиками. Светлой души человек, этот Хилтон, но временами эти его поиски приносили ему больше вреда, чем пользы.

Хилтон первым среди зверей пристрастился к траве и, думаю, уже к 1965 году почти всё время он был укуренным. Но вплоть до одного вечера в Нью–Йорке я не подозревал, что дела ушли так далеко.

Мы остановились в какой–то гостинице, и чтобы сэкономить, мы делили с Хилтоном один номер на двоих, и надо сказать, нас поселили на 52–м этаже. Среди ночи я проснулся от страшного холодного ветра, который чуть было не сдул меня с кровати. Бесполезно пошарив по стене в поисках выключателя, весь синий я вылез из постели и поплёлся к окну. Какой идиот мог оставить открытым окно на такой высоте? Но тут я увидел его. Хилтон сидел на подоконнике, свесив ноги и вытянув руки в сторону бескрайнего неба.

Я просто оцепенел от страха.

— Хилтон, — наконец, произнёс я шёпотом, боясь его спугнуть. Он, что, готовился к прыжку? — Что с тобой, сынок?

Он обернулся и посмотрел на меня с укоризной.

— Ну же Таппи, мне одному не справится. Эти облака, Таппи, мы должны им помочь, без нас они могут замёрзнуть. Слишком холодно.

Он подвинулся ещё ближе к краю и стал загребать руками. Моё сердце готово было выскочить. Мне ничего не оставалось делать, как осторожно приблизиться к нему и повторять за ним движения рук, как если бы я тоже стал ловить облака и заполнять ими наш номер. Если б я этого не сделал, боюсь, он соскользнул бы с подоконника, а до земли было ой как далеко.

— Слушай, Хилтон, — сказал я, стараясь придать голосу спокойствие и рассудительность. — Залезай обратно, будешь накрывать их одеялами, а я помогу тебе их ловить. Вдвоём у окна мы только будем мешать друг другу.

Хилтон посмотрел на меня и медленно повернулся, перекинув ноги в комнату. Теперь я действовал быстро, я сгрёб его, и мы кубарем покатились на ковёр, в безопасную глубину комнаты. Он не сопротивлялся, но был совершенно окоченевший от холода.

— Всё будет хорошо, Хилтон, — обнял я его и прижал к себе ещё сильнее, как если бы он был маленьким испуганным ребёнком. — Всё будет хорошо. Нам сейчас нужно одно, поскорее согреться. С облаками будет всё в порядке, не беспокойся о них.

Мы так и провели всю ночь на полу, завёрнутые в одеяла, а я шептал ему всякую чушь, пока у него не прошли галлюцинации. Наркотики могут сделать с людьми много забавного и определённо они помогают писать замечательные волшебные песни, которые потом по достоинству составили золотой фонд поп–музыки, но когда это происходит рядом с тобой, и ты воочию наблюдаешь их действие, трудно убедить себя после этого в их ценности.

Гипноз

Грустно говорить, но тот случай с открытым окном на 52–м этаже мало повлиял на отношение Хилтона к наркотикам. Думаю, скорее всего, виной была ранняя смерть его матери. Это несчастье, которое выпало нам обоим, разница лишь в том, моя мать умерла вследствие несчастного случая, смерть же матери Хилтона была настоящей трагедией, и у него не было отца рядом, который мог бы его поддержать в трудную минуту. Может быть, отсутствие родительской заботы толкнуло Хилтона к постоянному желанию бежать от реальности? До сих пор точно не знаю. Но Хилтон шёл всё дальше по пути создания иллюзорного мира, и следующим шагом стала его страсть к гипнозу.


Рекомендуем почитать
Оставь надежду всяк сюда входящий

Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.


Императив. Беседы в Лясках

Кшиштоф Занусси (род. в 1939 г.) — выдающийся польский режиссер, сценарист и писатель, лауреат многих кинофестивалей, обладатель многочисленных призов, среди которых — премия им. Параджанова «За вклад в мировой кинематограф» Ереванского международного кинофестиваля (2005). В издательстве «Фолио» увидели свет книги К. Занусси «Час помирати» (2013), «Стратегії життя, або Як з’їсти тістечко і далі його мати» (2015), «Страта двійника» (2016). «Императив. Беседы в Лясках» — это не только воспоминания выдающегося режиссера о жизни и творчестве, о людях, с которыми он встречался, о важнейших событиях, свидетелем которых он был.


100 величайших хулиганок в истории. Женщины, которых должен знать каждый

Часто, когда мы изучаем историю и вообще хоть что-то узнаем о женщинах, которые в ней участвовали, их описывают как милых, приличных и скучных паинек. Такое ощущение, что они всю жизнь только и делают, что направляют свой грустный, но прекрасный взор на свое блестящее будущее. Но в этой книге паинек вы не найдете. 100 настоящих хулиганок, которые плевали на правила и мнение других людей и меняли мир. Некоторых из них вы уже наверняка знаете (но много чего о них не слышали), а другие пока не пробились в учебники по истории.


Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов

Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.


«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.