Рок–роуди. За кулисами и не только - [29]

Шрифт
Интервал

Нервозность Алана Прайса мною много раз уже была описана на этих страницах, и такие ралли с невменяемым обкуренным пилотом стали для него последней каплей. Визг Алана, доносящийся с заднего сиденья, думаю, был слышен даже в Вестминстерском аббатстве, он требовал немедленной остановки и убегал в поле, пока не приходил в себя после приступов охватывающей его истерии. И только после долгих уверений и обещаний, что Алекс никогда больше не сядет за руль, можно было уговорить Алана вернуться в наш микроавтобус.

Не много ли хлопот с нанятым работником? Вместо добавочной пары рук я получил лишнего пассажира, и часы, проведённые им на задке автобуса, ненамного отвлекли Алекса от пагубной привычки. И, похоже, это были часы его последнего отдохновения. Нам недолго пришлось тянуть его на буксире, в первые же американские гастроли трос лопнул, и он оказался в тюрьме, пять лет ему дали за распространение наркотиков. Жизнь рядом со звёздами может смешать все карты, ведь у Алекса, когда его взяли почти ничего не нашли (он имел обыкновение делиться со всеми музыкантами), к тому же не поп–звездой он был, а всего только каким–то роуди. Жестокий урок для всех молодых людей — живя их жизнью, не делает тебя членом группы.

Мне и сейчас, когда думаю об этом, хотелось бы, чтобы самообман не уводил так далеко невинные души. На своём опыте сосуществования с Animals я испытал ещё раз, что наркозависимость незаметно завладевает нашими жизнями, и нужна встряска, вроде шока, который мы все испытали, когда на глазах у всех нас его арестовали.

Хилтон в облаках

Как я всех их любил, этих милых моему сердцу зверей, даже несмотря на то, что очень часто они просто сводили меня с ума, но более всего всё же близок был мне Хилтон Валентайн, мой единственный и самый драгоценный друг. Наверное поэтому я очень переживал за его пристрастие к экспериментам с наркотиками. Светлой души человек, этот Хилтон, но временами эти его поиски приносили ему больше вреда, чем пользы.

Хилтон первым среди зверей пристрастился к траве и, думаю, уже к 1965 году почти всё время он был укуренным. Но вплоть до одного вечера в Нью–Йорке я не подозревал, что дела ушли так далеко.

Мы остановились в какой–то гостинице, и чтобы сэкономить, мы делили с Хилтоном один номер на двоих, и надо сказать, нас поселили на 52–м этаже. Среди ночи я проснулся от страшного холодного ветра, который чуть было не сдул меня с кровати. Бесполезно пошарив по стене в поисках выключателя, весь синий я вылез из постели и поплёлся к окну. Какой идиот мог оставить открытым окно на такой высоте? Но тут я увидел его. Хилтон сидел на подоконнике, свесив ноги и вытянув руки в сторону бескрайнего неба.

Я просто оцепенел от страха.

— Хилтон, — наконец, произнёс я шёпотом, боясь его спугнуть. Он, что, готовился к прыжку? — Что с тобой, сынок?

Он обернулся и посмотрел на меня с укоризной.

— Ну же Таппи, мне одному не справится. Эти облака, Таппи, мы должны им помочь, без нас они могут замёрзнуть. Слишком холодно.

Он подвинулся ещё ближе к краю и стал загребать руками. Моё сердце готово было выскочить. Мне ничего не оставалось делать, как осторожно приблизиться к нему и повторять за ним движения рук, как если бы я тоже стал ловить облака и заполнять ими наш номер. Если б я этого не сделал, боюсь, он соскользнул бы с подоконника, а до земли было ой как далеко.

— Слушай, Хилтон, — сказал я, стараясь придать голосу спокойствие и рассудительность. — Залезай обратно, будешь накрывать их одеялами, а я помогу тебе их ловить. Вдвоём у окна мы только будем мешать друг другу.

Хилтон посмотрел на меня и медленно повернулся, перекинув ноги в комнату. Теперь я действовал быстро, я сгрёб его, и мы кубарем покатились на ковёр, в безопасную глубину комнаты. Он не сопротивлялся, но был совершенно окоченевший от холода.

— Всё будет хорошо, Хилтон, — обнял я его и прижал к себе ещё сильнее, как если бы он был маленьким испуганным ребёнком. — Всё будет хорошо. Нам сейчас нужно одно, поскорее согреться. С облаками будет всё в порядке, не беспокойся о них.

Мы так и провели всю ночь на полу, завёрнутые в одеяла, а я шептал ему всякую чушь, пока у него не прошли галлюцинации. Наркотики могут сделать с людьми много забавного и определённо они помогают писать замечательные волшебные песни, которые потом по достоинству составили золотой фонд поп–музыки, но когда это происходит рядом с тобой, и ты воочию наблюдаешь их действие, трудно убедить себя после этого в их ценности.

Гипноз

Грустно говорить, но тот случай с открытым окном на 52–м этаже мало повлиял на отношение Хилтона к наркотикам. Думаю, скорее всего, виной была ранняя смерть его матери. Это несчастье, которое выпало нам обоим, разница лишь в том, моя мать умерла вследствие несчастного случая, смерть же матери Хилтона была настоящей трагедией, и у него не было отца рядом, который мог бы его поддержать в трудную минуту. Может быть, отсутствие родительской заботы толкнуло Хилтона к постоянному желанию бежать от реальности? До сих пор точно не знаю. Но Хилтон шёл всё дальше по пути создания иллюзорного мира, и следующим шагом стала его страсть к гипнозу.


Рекомендуем почитать
Мэрилин Монро. Жизнь и смерть

Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?


Партизанские оружейники

На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.


Глеб Максимилианович Кржижановский

Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.


Дневник 1919 - 1933

Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.


Модное восхождение. Воспоминания первого стритстайл-фотографа

Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.


Путешествия за невидимым врагом

Книга посвящена неутомимому исследователю природы Е. Н. Павловскому — президенту Географического общества СССР. Он совершил многочисленные экспедиции для изучения географического распространения так называемых природно-очаговых болезней человека, что является одним из важнейших разделов медицинской географии.