Рок–роуди. За кулисами и не только - [27]

Милый дорогой папочка

Мой отец, Джозеф Райт — был невероятно фантастический человек. Он всегда много работал, но и любил он нас тоже очень сильно. Всю свою жизнь он провёл на угольной шахте, и он был страшно горд, что я сам выбрал себе путь. Честно могу сказать, что в наших отношениях не было место никаким шероховатостям. Вопреки моему чудовищному жизненному расписанию, я всегда старался выкроить время и навестить его в Уитли Бэе.

Расскажу об одном незабываемом случае, который произошёл в один из моих визитов домой, который показывает насколько стабильной может оказаться домашняя жизнь. Живя в Лондоне и постоянно мотаясь по гастролям, начинаешь думать, что весь мир заболевает музыкальной лихорадкой и заражается сумасшествием беззаботной жизни, какую вели мы. Но на наш Северо—Восток свободный дух шестидесятых проникал с трудом. Там продолжали править традиция и мораль. Все эти знаменитости, перебывавшие у нас дома, воспринимались отцом, либо как «малыш Хилтон, уставший с дороги» или же как «одни из друзей нашего Таппи». Но один или два раза даже он почувствовал на себе влияние лондонских бурлящих шестидесятых, но так толком и не осознавав в то время, что с ним произошло.

Одному такому случаю мы благодарны Хилтону Валентайну. Отец как прежде проявлял заботу по отношению к Хилтону, считая его своим четвёртым сыном. Когда мы приезжали на Север с гастролями, Хилтон всегда оставался ночевать у нас, и не упускал случая пообщаться с моим отцом. И вот однажды, в один из таких наших приездов, отец озадачил меня вопросом, нет ли у меня тех тэбов, которые курит малыш Хилтон. (У нас на джорди для сигареты есть своё слово — «тэб».) Здесь надо сказать, что из всех зверей Хилтон первым стол экспериментировать с наркотиками, и я редко видел, чтобы он что–либо курил помимо травы.

А дело, оказывается, было так, однажды Хилтон забыл свои сигареты у нас. Отец в поисках тэбов, нашёл лежащую на столе пачку, оставленную Хилтоном в гостиной, и взял её с собой в паб. Но Хилтон в сигаретных пачках хранил собственные самокрутки с травой, и мой отец пустил в пабе пачку по кругу!

— Они всем понравились, эти новые иностранные, и пахнут приятно. Спроси для меня у Хилтона, может ли он мне ещё таких привезти.

Ну вот, приехали, мой дорогой старикан–отец стал первым нарком в Уитли Бэе. Ему даже сделали заказ все его приятели–завсегдатаи того паба, после того как они все там обкурились. Мой отец — толкач! Я, было, попытался ему объяснить, но вовремя решил оставить всё как есть, и что лучше для нас всех будет не заострять на этом внимания.

Другой раз мой отец соприкоснулся с лондонским гламуром, после того, как Кит Альтхем поспешно свинтил из его дома после той вечеринки в Песках, устроенной Animals. Хотите узнать, как мой отец стал единственным модником среди всех шахтёров Ньюкасла? Да? Тогда слушайте. Подхожу к дверям своей лондонской квартиры только ещё приехав из Ньюкасла, слышу телефон надрывается, это Кит наконец до меня дозвонился, с того раза, как я его выпроводил с подружкой Дейва Финли из дома отца.

— Привет, Таппи. Слушай, хочу поблагодарить тебя за вчерашнее, — сказал, а сам смеётся. — Спасибо, что спас мою шкуру. Но вот какое дело, впопыхах, спасая свою жизнь, я оставил там мою новую пару хаш–паппиз.

— Чтоб мне провалиться! — нынче никем не удивишь хаш–паппиз, но тогда, в шестидесятых, это был последний писк моды. — Не переживай так, Кит. Я привезу их тебе в следующий наш приезд.

— Спасибо, но прошу тебя, дружище, уж ты не забудь. Они стоили мне целое состояние.

— Не паникуй. Не забуду. Через пару недель у нас снова концерты на Севере.

— Ну вот и хорошо, скоро они ко мне вернутся.

Только не через две недели, а заметно позже мне снова удалось навестить отца, но я не забыл об обещании, данном мне Киту, и спросил отца, не видал ли он где–нибудь забытую ночным гостем пару коричневых замшевых туфель.

— А, эти что ли? — Он показал рукой на пару засаленных ботинок, в чёрных разводах со следами уличной грязи и угольной пыли. — Я нашёл их на кухне, под столом. Они пришлись мне как раз. Знал бы ты, как в них удобно работать. Кое–кто из ребят стали мне даже завидовать, — добавил он не без гордости.

— Они твои.

Мой дорогой, милый старикан, надел наимоднейшие туфли и пошёл на работу в угольную шахту. Ну, что ж, это может научит Кита Альтхема, как кувыркаться с бабой Дейва Финли. Месть всё же настигла его, и ранила Кита там, где ему было больнее всего.

Через два дня Кит уже знал всё, и хорошую новость, что его драгоценные хаш–паппиз по–прежнему в доме, и плохую новость, что они сейчас на ногах шахтёра, который умудрился износить и порвать их в две недели. Даже Дейв Финли не смог бы придумать лучше, и трудно было удержаться, чтобы не посмеяться над несчастным Китом.

Даже теперь, когда нам приходится видеться, я слышу от него вздохи и ахи сожаления о «безвременно погибших хаш–паппиз, мать их».

Расплата

Мстительный характер проявил Кит, предав гласности много лет спустя через свою газету NME многие из моих профессиональных секретов. Ему часто приходилось брать интервью у каждого из зверей, хотя, конечно же, по большей части это были интервью с Эриком, и постепенно он стал частью нашей как профессиональной, так и личной жизни. Он всегда делал всё на высшем уровне, и когда он сказал мне, что хочет написать серию статей об одном из дней жизни роуд–менеджера, я с готовностью согласился поучаствовать.