Риверсайд Драйв - [16]

Сэнди. Номер в гостинице.

Хэл. Я весь год оплачивал вам с Нудельманом номер в гостинице?

Сэнди. А тебе не казалось странным, что у меня единственный на свете психотерапевт, который не уходит в отпуск в августе?

Дэвид. Вот сущий фарс. Что там наша жизнь!

Шейла. Фарс? Разве это не трагедия?

Норман. А в чем трагедия-то?

Шейла. Разве это не горько: два человека когда-то наверняка любили друг друга — и явно любят до сих пор, — но былое очарование, прежнее влечение исчезло…

Дженни. Никто не в силах продлить влюбленности.

Дэвид. Увы. Мы привыкаем, на место страсти приходит что-то другое — совместный опыт, дети, скотство.

Хэл. Вы с Нудельманом и сейчас встречаетесь?

Сэнди. Нет. Помнишь, в начале года у него было сотрясение?

Хэл. Помню. Он до сих пор не оклемался. Как это случилось?

Сэнди. Зеркало упало с потолка. Он лежал один в кровати.

Хэл. Черт возьми! Лучше бы оно упало на меня!

Дэвид. Я тебе объясню, почему это фарс. Потому что они слишком трогательны. Мелковаты для трагедии. Ну кто они такие? Он бухгалтер, она домохозяйка. Это не Гамлет и не Медея.

Хэл. Знаете что, не только принцы умеют страдать. На свете миллионы людей мучаются ничуть не меньше Гамлета. Каждый из них — по-своему Гамлет. Гамлет на ноотропиле.

Сэнди. Ревнивый, как Медея.

Макс. Ну и что же из этого следует? У всех есть свои секреты, свои скелеты в шкафу, тайные страсти, темные наклонности — и если мы хотим, чтобы жизнь продолжалась, надо научиться прощать.

Норман. Вот об этом и будет пьеса. Да, я на минутку увлекся твоей сестрой — большое дело! Может, действительно, вы напишете, что Шейла и Дэвид тоже как-то раз провели шальную ночку вдвоем, — и таким образом нам открываются трогательные слабости друг друга и мы друг друга прощаем.

Дженни. Мило. Зрители смеются над нами и ненадолго забывают о собственных горестях. Мы целуемся и миримся.

Макс. Умение прощать… Да, это придаст скромному водевилю глубину и трогательность.

Шейла. Ну, конечно. Кто я такая, чтобы судить других и пустить коту под хвост целую жизнь вдвоем, годы любви, только потому что мой муж-дантист дрючит мою сестру?

Дженни. Мы переменимся, мы исправимся. Где есть жизнь — есть надежда.

Сэнди. Но чем тогда отличается умение прощать от умения прятать голову в песок?

Макс. Благородством, великодушием. Умение прощать дано нам свыше.

Дженни. Может, и ничем не отличается, но выглядит симпатичнее.

Макс. Мне нравится. Будет смешная, печальная, а главное — кассовая история. Идемте: пошли в кабинет, я хочу закончить третье действие, пока все свежо, я чувствую, что нашел выход из тупика. Самое главное — кассовость. Прошу прощения: умение прощать. Самое главное — умение прощать.

Все поднимаются по лестнице, на сцене остаются Хэл и Сэнди, они смотрят друг на друга.

Хэл. Не думаю, что смогу простить тебя, Сэнди.

Сэнди. Нет. И я тебя.

Хэл. Даже не знаю почему. Я ведь понимаю, что Куроян прав — он серьезный драматург.

Сэнди. Прощать легко в театре. Там всем управляет автор. Тем более, ты говоришь, Куроян — настоящий профессионал.

Хэл. Все-таки не могу поверить, что ты столько времени путалась с Нудельманом. Наверное, он мстил мне за тот аудит.

Сэнди. Ты тут совершенно ни при чем. Не думай, что на тебе свет клином сошелся.

Хэл. Неужели тебе было так уж скучно со мной?

Сэнди. С годами тебя это перестало интересовать.

Хэл. У меня не было стимула. Ты тоже стала относиться ко мне, как к данности.

Сэнди. Это пьесу можно переписать — выбросить черновики в корзину, придумать героям другую жизнь, начать все с чистого листа. Но ведь наших слов и наших поступков не выбросишь.

Хэл. Беда в том, что я тебя люблю.

Сэнди. Я тебя тоже люблю. Но это не трагедия — всего лишь мелодрама.

Хэл. А может, мне взять это ружье и убить нас обоих? Как думаешь, трагическая смерть искупила бы нашу вину?

Сэнди. Это не в твоем амплуа, Хэл. Бухгалтеры не кончают жизнь самоубийством и не искупают грехов. Обычно они тихо исчезают, а потом объявляются где-нибудь на Кипре.

Хэл. Что будешь делать?

Сэнди. А что нам остается? Либо сделать вид, что ничего не случилось, и считать это умением прощать. Либо развестись.

Хэл. Сэнди, в этой комнате мы впервые любили друг друга. Может, попробуем начать все сначала?

Сэнди. Сначала хорошо начинать в пьесе. Есть вымысел, а есть жизнь.

Хэл. Но в жизни обязательно должно быть немного вымысла. Правда в больших количествах отвратительна.

Сэнди. Может, теперь, когда все высказано… Что это за звук?

Хэл(глядя в окно). Смотри-ка: гуси!

Сэнди(тоже подойдя к окну). Ну и ну. При нас никаких гусей не было.

Хэл. Это знак.

Сэнди. Знак чего?

Хэл. Знак обновления. Гуси там, где никаких гусей не было. Сегодня было много знаков — много литературы, вымысла, искусства. Поэт, чье сердце бьется в груди бухгалтера, явился, чтобы помочь Максу Курояну сочинить трогательный финал. На сцене остаются двое, ты и я. Они запутались, растерялись, замерли на распутье — они ждут какого-то знака, не знают, как вернуть музыку, которая когда-то звучала для них двоих. И вдруг раздается крик гуся.

Сэнди. И ты считаешь, это знак.

Хэл. А как же, Сэнди? Разве ты не понимаешь, что они хотят нам сказать? Разве ты не знаешь простого факта: гуси соединяются в пару один раз и на всю жизнь?