Ниже приводятся выдержки из неизвестного до сих пор дневника Вуди Аллена, который будет опубликован после смерти автора или после его ухода из жизни, в зависимости от того, что произойдет раньше.
* * *
Пережить ночь становится все труднее. Вчера меня посетило нехорошее чувство, будто какие-то люди пытаются проникнуть в мою комнату и намылить мне голову. Только зачем? Ощущение, что я вижу непонятные тени, не покидало меня, а в три часа утра нижнее белье, которое я повесил на стул, превратилось в кайзера на роликовых коньках. Когда я наконец уснул, мне снова приснился этот кошмарный сон, в котором сурок посягает на мой выигрыш в лотерее. Полное отчаяние.
* * *
Сюжет для небольшого рассказа: человек просыпается одним прекрасным утром и узнает, что его попугай назначен министром сельского хозяйства. Снедаемый ревностью, он стреляется, но, на свою беду, использует для этого пистолет с выскакивающим флажком, на котором написано: «Пиф-паф!» Флажком ему вышибает глаз, и он смиренно доживает свои дни, впервые познав простые человеческие радости, вроде разведения цыплят и пневмоторокса.
* * *
Тема для рассуждения: почему человек убивает? Он убивает, чтобы есть. Но не только: часто он делает это, чтобы пить.
* * *
Жениться ли мне на В.? Нет, если она не назовет другие буквы своего имени. А как быть с ее карьерой? Можно ли требовать, чтобы такая красивая женщина перестала посещать ипподром? Непростое решение…
* * *
Новая попытка самоубийства — на этот раз я намочил нос и сунул его в ламповый патрон. К несчастью, произошло короткое замыкание и меня попросту отшвырнуло от холодильника. Но навязчивые мысли о смерти не оставили меня. Я по-прежнему пытаюсь понять, если ли загробная жизнь, и если да, то удастся ли мне разменять в ней второй десяток?
* * *
Сегодня на похоронах я столкнулся со своим братом. Мы не виделись лет пятнадцать, но он, как и раньше, вытащил из кармана футбольную камеру и принялся колотить меня ею по голове. Теперь, по прошествии стольких лет, я стал лучше его понимать. Как же я раньше не догадался, что «вонючим тараканом» он называет меня не столько от злости, сколько из сострадания. Будем говорить начистоту: брат всегда был гораздо ярче меня — остроумнее, способнее, культурнее. Почему он до сих пор работает в «Макдональдсе», остается для меня загадкой.
* * *
Сюжет для сатирической повести: бобры захватывают Карнеги-Холл и ставят «Войцека»[1]. (Сильная тема — многое будет зависеть от выбора художественных средств.)
* * *
Боже, почему меня не покидает чувство вины? Не оттого ли, что я всю жизнь ненавидел своего отца? А ведь все началось с того, что он припрятал мой кусок телятины к себе в бумажник. Если бы я его послушался, то всю жизнь занимался бы изготовлением шляп. «Шляпы, сынок, — это вещь», — любил повторять отец. Никогда не забуду, что он сказал, узнав, что я хочу стать писателем. «Из тебя такой же писатель, как из меня китайский император!» До сих пор не понимаю, что отец имел в виду. Как ему тяжело жилось! Когда в «Лицеуме» поставили мою первую пьесу «Прободение язвы», отец пришел на премьеру во фраке и противогазе.
* * *
«Какое же я ничтожество!» — подумалось мне сегодня, когда я наблюдал за огненно-красным закатом. (Вчера шел дождь, а мысли в голову лезли те же.) Меня охватила такая ненависть к самому себе, что я вновь попытался покончить с собой — на этот раз вдохнул полной грудью воздух, стоя рядом со страховым агентом.
* * *
Новелла: человек просыпается утром и обнаруживает, что превратился в собственные подтяжки. (Прочтение этой новеллы неоднозначно. Ее идея принадлежит Крюгеру, ученику Фрейда, который опытным путем показал, что и копченой грудинке свойственны сексуальные инстинкты.)
* * *
Как же ошибается Эмили Дикинсон! У надежды перьев не бывает. А вот мой племянник оперился — и теперь я вынужден везти его в Цюрих к психиатру.
* * *
Я решил порвать с В. Она не понимает моих книг, — вчера вечером заявила, что моя «Критика метафизической реальности» напоминает ей «Аэропорт» Хейли. Мы повздорили, и она опять заговорила о детях. Я с трудом убедил ее, что они никогда не рождаются взрослыми.
* * *
Верю ли я в Бога? Верил до происшествия с моей мамой. Случайная фрикаделька нанесла ей удар по селезенке, от которого она несколько месяцев пролежала в коме и только пела «Гренаду» воображаемой селедке. Почему эта женщина так страдала в расцвете лет? Потому что в юности осмелилась бросить вызов общественной морали и, выходя замуж, надела на голову бумажный пакет? И как мне верить в Бога, если на прошлой неделе я угодил языком в каретку электрической пишущей машинки? Меня мучают сомнения. Что, если все на свете иллюзия и мы находимся в вакууме? Зачем тогда было покупать ковер за такие деньги? Ах, если бы Бог дал мне какой-нибудь знак! В виде солидного счета в швейцарском банке, например.