Его дела другие: объездить дикую лошадь, вычистить конюшню, управиться с разъяренным быком в весенний брачный период; бросив мимолетный взгляд в небо, определить силу и направление ветра — будет ли дождь. Всему этому научил его отец, как и многому другому. Он вырос с младшими братьями, под строгим присмотром матери, и никто никогда из них не выражал свои чувства словами.
Кажется, труднее всего на свете говорить об этом с Мэг, да и неизвестно, получит ли он ответ, даже если решится открыть ей свое сердце. Он всегда много работал, сколько себя помнил, и не знает, как можно жить иначе. Но по сердцу ли ей придется этот уголок земли неподалеку от Блу-Спрюс, который он возделал своими руками? Не скучно ли здесь покажется? Размышляя, Дэниел поглощал блинчики, отвечал на вопросы Мэг и просто любовался ею. С ней так легко — она любящая, дающая, живая, радуется в жизни каждому пустяку.
Знать бы, что она думает о нем, нравится ли он ей. Но от одной мысли о том, что нужно высказать все это словами, у него сжималось все внутри.
На тарелке остался один блинчик. Дэниел аккуратно собрал им масло в тарелке, отдал блинчик Молли и заявил Мэг, что готов отвезти ее в город.
По дороге в мотель она, не переставая думала, что могло так резко изменить настроение Дэниела. Вот он был с ней и вдруг пропал. Сидит рядом, за рулем, но его нет. Садились завтракать — был с ней. А закончили завтрак — исчез куда-то. Будто огромная железная заслонка опустилась между ними. И Дэниел чувствовал этот внезапный разлад, но не в его силах что-нибудь изменить.
Может, он уже жалеет о том, что произошло между ними, думала она. Все было слишком ярко, необычно хорошо. И ему кажется, что прежняя дружба ценнее, чище, а теперь… Она так быстро уступила ему!
Когда он сказал, что отвезет ее в город, Мэг молча села в машину и все ждала, что он что-нибудь скажет ей. Но он так и молчал до самого мотеля на Свит-Брайер-стрит.
— Ну что ж… — улыбнулась она ему, а сама только и подумала, что будет делать, если он просто протянет руку на прощание. — Ну что ж…
Она вышла из машины, хлопнула дверцей, спокойным, ровным, безразличным шагом направилась к дверям мотеля: только бы не споткнуться, не разреветься… Знай она, что интимная близость разрушит все между ними, что хранилось долгие годы… Слезы все же затуманили взор. Господи, только бы не споткнуться!
— Мэг! — вдруг услышала она. Он идет за ней!
Дэниел взял ее за руку и притянул к себе, так что она уткнулась лицом в его рубашку.
— Мэг! — прошептал он опять, как-то неуверенно.
— Что, Дэниел? — Только бы из носу не потекло! Не хватало еще достать платок и вытереть нос.
Он хочет что-то сказать, видимо, подыскивает слова. Не нашел, только обнял ее одной рукой за плечо, развернул и повел в мотель.
— Какая комната?
— Двенадцать.
Дэниел взял ключ с ее ладони, открыл дверь, бережно подтолкнул ее внутрь. Она не понимала, что у него на уме. Может, так сожалеет, что… Почему бы прямо не спросить?
— Дэниел, — начала она, не в силах унять дрожь в голосе, и прошла к комоду взять носовой платок, — ты жалеешь о том, что случилось между нами?
Какое непонятное выражение в его темно-серых глазах. Недоверие, скепсис? Что ж, ответ получен, — комок, стоявший в горле, стал отступать.
— Нет, — выдавил он наконец.
Глаза тревожные, полные страха, как у теленка, загнанного в угол, которого готовятся клеймить каленым железом. Ей вдруг стало жаль его — какое-то женское чутье подсказало: ему сейчас плохо. В семье Уиллетов не принято было выказывать свои эмоции, особенно после смерти отца.
— Все в порядке, Дэниел!
Мэг высморкалась, выбросила бумажный платок в мусорную корзину, повернулась, обняла его и тесно к нему прижалась.
Никогда еще в жизни ему не было так хорошо, так отрадно. И в то же время он чувствовал себя как-то неуютно. Когда ехали сюда, он все мучился: надо ей сказать… но что, как?.. Он же видит — она страдает, и он тому причина. И опять только шепнул ей на ухо:
— Мэг!
Он так и не знал, что говорить, назвал ее имя просто потому, что ему это очень приятно. Стоял, держал ее в своих объятиях и молчал. Ему так хорошо сейчас с ней, так удобно она расположилась в его руках, будто принадлежит ему навсегда. У него нет сомнения: он любит ее и хочет, чтобы она осталась с ним. Но будет ли достаточно Мэг того, что он в состоянии предложить? Они стояли обнявшись очень долго, время, казалось, остановилось… Наконец Мэг сделала неуверенную попытку высвободиться, и Дэниел отступил назад.
— Я ни о чем не жалею. — Он смотрел на нее сверху вниз. Потом поднял руку, погладил ее по волосам, нежно провел пальцами по щеке.
— И я тоже нет! — прошептала она.
— Так ты… — ему трудно давались слова, он сделал над собой усилие, — ты идешь сегодня вечером?
— Да-а, хочу пойти.
— Не нужен тебе сопровождающий, чтобы не было скучно?
— Да, пригодился бы кто-нибудь. — Ее синие глаза засияли вдруг озорным блеском.
— А когда?
— Может, в шесть встретимся прямо там? Прежде чем собраться за столом, ребята хотят сфотографироваться все вместе.
— Хорошо! — Он повернулся и пошел к своему пикапу: судя по походке, настроение у него резко улучшилось.
