Рейвэн - [3]

сверху.

Но в свою первую ночь в Дебрях – когда лес распахнулся, словно

пасть, и я увидела неясные очертания огней в темноте, маленький

ореол их сияния среди стены дождя, и услышала добрый голос

Грэндма, укутывавшей одеялом мои плечи; когда Мари, которая

только что во второй раз родила мертворожденного ребенка, взяла

Блу на руки и приложила ее к груди, и тихо плакала, кормя ее; и я

знала, что мы обе спасены – в тот момент мне показалось, что я, всего

на секунду, поверила в Бога.

- Мне нельзя с тобой разговаривать, – ответила я Тэку. Хотя тогда я

еще не знала его имени. У него не было имени, не было группы или

хоумстида; он был сам по себе. Мы звали его Вор.

Он засмеялся: - Нельзя, да? А что насчет всех этих россказней про

свободу по ту сторону границ?

- Ты Стервятник, – выпалила я, хотя слабо понимала, что это означает.

До сих пор я не видела ни одного, хвала Небесам, и не увижу еще года

два во время перехода, когда половину нашей группы уничтожили. – У

меня нет желания разговаривать с тобой.

Он поморщился.

- Я не Стервятник, – он поднял подбородок и посмотрел на меня. Тогда

до меня впервые дошло, что мы с ним, должно быть, одного возраста.

Из его внешнего вида и из-за манеры вести себя, я сделала вывод, что

Вор старше меня. – Я не никто.

- Ты вор, – сказала я, глядя в сторону. Всего месяц жизни в Дебрях – а

я даже не начала избавляться от страха перед ними. Парнями.

Он пожал плечами: - Я выживающий.

- Ты крал у нас еду, – говорю я просто. «Все подумали на меня» – эти

слова я оставляю при себе. – Так что, по моему мнению, ты

Стервятник.

На протяжении последних нескольких недель хоумстидеры стали

замечать недостачу в наших запасах, отсутствие пойманной добычи в

наших силках и странное опустошение за ночь одного-двух кувшинов

чистой воды. Напряжение среди нас росло, и я первой попала под

подозрение. В конце концов, я была новичком. Никто не знал, кто я и

откуда пришла, и что собой представляю, а кражи начались вскоре

после того, как мы с Блу присоединились к группе.

Поэтому Грэй – парень, который был кем-то вроде предводителя –

втайне стал следить за нами. Проснувшись посреди ночи, он обошел

все ловушки и силки, проверил склад и убедился, что все хоумстидеры

находятся у себя. На второй день таких обходов он поймал Тэка, когда

тот вытаскивал кролика из одной нашей ловушки. Когда он крал. Тэк

чуть было не пырнул Грэя ножом, пытаясь сбежать. Но он

промахнулся, и лишь порезал тому плечо. Грэю удалось схватить Тэка,

прижав его к земле – и с тех пор он находился у нас в плену. Мы не раз

спорили о том, как нам следует с ним поступить.

- Добро пожаловать в мир свободы, – Тэк плюет на пол справа от себя.

– Каждый имеет свое мнение.

Я вновь отвлекаюсь на Блу. Грэндма посоветовала мне не слишком

привязываться к ней. «Большинство из них не выживают в дикой

местности, – сказала она». Но я уже привязалась – в ту самую

секунду, когда нашла ее, когда ощутила ускользающий ритм ее

сердцебиения. Я знала, что она моя – и моей обязанностью было

оберегать ее.

Поначалу Блу плохо брала грудь, но по прошествии двух недель она

наконец стала нормально есть и постепенно набирать вес. Когда Мари

убаюкивала ее, я садилась рядом с ними и приобнимала Блу, как

будто бы могла чем-то помочь. Словно я поддерживала в ней жизнь,

вливая ее через кончики своих пальцев в вены и сердце малышки. Я

всюду брала ее с собой. Грэндма дала мне старый рюкзачок для

ношения младенцев – выцветший, блеклый, застиранный – и я могла

носить ее у себя на груди, помогая другим во время обходов.

Но потом она вновь простужалась. Блу часто ворочалась и не спала

дольше пятнадцати минут за раз. У нее постоянно закладывало носик,

и на следующий день температура поднималась так высоко, что я

ощущала жар ее тела, даже держа руку на расстоянии шести дюймов

от ее грудной клетки. Она прекратила принимать молоко и плакала

целыми часами. Все твердили мне, что это всего лишь простуда, и она

скоро оклемается.

Уже три дня я находилась в состоянии жуткой усталости. Впервые в

своей жизни я была настолько измотана. По ночам я не спала, тихо

напевая и укачивая ее даже тогда, когда она пыталась отпихнуть меня.

Я сбивала ее жар с помощью мокрых тряпок. Нам следовало – обеим

– перебраться в изолятор. Тэк находился там же, временно, пока

остальные хоумстидеры в главном помещении обсуждали его

дальнейшую судьбу: отпустить его, поверив на слово, или же наказать

за содеянное – даже убить.

Законы Дебрей так же суровы и жестоки, как и те, что действуют по ту

сторону ограды.

Тэк наблюдал за мной, пока я склонилась над Блу, успокаивающе

шепча и вытирая пот с ее лба. Она перестала плакать, просто лежала,

полузакрыв глаза и едва шевелясь, когда я касалась ее. Дыхание ее

было прерывистым и поверхностным.

- Это РСВ, – вдруг заговаривает Тэк. – Ей нужны лекарства.

- Ты что, доктор? – огрызнулась я. Я была напугана. Если бы она

только заплакала, закричала или хоть как-то отреагировала. Но Блу

просто лежала, борясь с затрудненным дыханием. Тогда я осознала,

что это не просто простуда, и, что бы это ни было, Блу становится

хуже.

- Моя мать была медсестрой, – бесстрастно ответил он. Это поразило