Рейвэн - [4]

меня Странно было думать, что у этого беспризорного, преступающего

законы мальчишки могла быть мама – что у него вообще кто-то мог

быть. Я взглянула на него.

- Развяжи меня, – попросил Тэк тихим, убедительным тоном. – Я

помогу тебе.

- Размечтался, – ответила я.

Какая-то часть меня – довольно большая/значительная – надеется,

что Лина не объявится. Что она застряла где-то у границ, или ее

поймала охрана. Она также могла заблудиться или опоздать. И тогда

нам с Тэком не придется участвовать во всей этой заварушке.

Но мы хорошо обучили ее. И через пару минут я замечаю ее,

направляющуюся вверх по улице, пригнувшуюся от дождя, который

теперь превращается в мелкую морось. На ней незнакомая одежда, за

исключением ветровки, которую она, вероятно, нашла в Убежище –

штабе первой группы Сопротивления. Ее походка все так же

узнаваема: как легко она касается земли, слегка подпрыгивая при

ходьбе, будто готовясь в любую секунду сорваться на бег.

Тэк видит ее в тот же миг, что и я, поэтому слегка сползает вниз по

сиденью, словно боится, что Лина заметит нас. Но она слишком

сосредоточена. Она слегка задерживается у входа в клинику, а затем

проскальзывает внутрь.

В любой момент. Воздух в фургоне стоит влажный, и я чувствую, как

моя кожа становится липкой. Окна запотели от нашего дыхания. Я

едва успеваю подавить новый приступ тошноты: на это нет времени.

Спустя пару минут Тэк вздыхает и тянется за пиджаком, лежащим

свернутым между нашими сиденьями. Он расправляет его и с трудом

просовывает руки в рукава. Он так забавно смотрится в нем, как

медведь, наряженный в цирковой костюм. Но об этом я умалчиваю.

- Готова?

- Не забудь вот это, – я протягиваю Тэку маленькое ламинированное

удостоверение. Оно старое, покрытое пятнами, и фотография на нем

практически неразличима – что, в общем-то, нам на руку, потому как

его настоящий владелец, доктор Говард Риверс, был на двадцать

фунтов тяжелее и десять лет старше, чем Тэк.

Опять же, Говард Риверс на самом деле был не Говардом Риверсом, а

Эдвардом Кауффманом, уважаемым доктором из Мэйна, работавшим

над тем, чтобы уберечь от делирии наши дома и школы. У доктора

были связи в аппарате губернатора, который финансировал

медицинские центры в самых бедных частях города. Тем не менее, в

тайне он являлся противоречивой личностью и крайне радикальным

членом сопротивления и был известен тем, что подпольно делал

аборты неисцеленным, которые забеременели и отчаянно пытались

это скрыть.

Он годами создавал фальшивые удостоверения для ненастоящих

докторов, помогая таким образом увеличить поставку медикаментов и

антибиотиков в Дебри.

Настоящий Эдвард Кауффман мертв – уже два года. Он был пойман

полицейскими во время оперативного эксперимента и казнен через

две недели. Но большинство из его фальшивых имен и удостоверений

личности уцелело. И они до сих пор в обиходе.

Тэк крепит ламинированную карточку к пиджаку: – Как я выгляжу?

- Как врач, – отзываюсь я.

Он смотрится в зеркало заднего вида и безуспешно пытается

пригладить свои волосы.

- Не забудь, – напоминает мне Тэк. – Парковка на Двадцать четвертой

улице. Я буду ждать вас там.

- Хорошо, – я стараюсь игнорировать странное ощущение у себя в

животе: большее, чем тошнота. Это нервное. Ненавижу нервничать,

это проявление слабости. Это напоминает мне о прошлом, о звенящей

тишине моего старого дома и назревающей, растущей буре отцовского

гнева.

Каждый раз, убивая кого-либо, я представляю себе его лицо.

- Будь осторожна, Рэй. – На секунду я вижу перед собой Майкла,

мальчика, которого больше никто не может видеть. Лицо открытое, как

у ребенка. Испуганное. – Лучше бы ты предоставила всю трудную

работу мне.

- А мне тогда какое удовольствие? – приложив ладонь к губам, я кладу

ее на грудь Тэка. Это наш знак. Ни один из нас не отличается

сентиментальностью, да и к тому же, это слишком рискованно –

целоваться здесь, в Зомбилэнде. – Увидимся на той стороне.

- На той стороне, – эхом откликается он и, выскользнув из фургона,

быстрым шагом пересекает улицу.

Я отсчитываю шестьдесят секунд, привожу в порядок свою одежду,

повернув зеркало, осматриваю зубы. Нащупываю спрятанный в

кармане куртки пистолет и проверяю карманы джинсов. Все в порядке.

Все на месте. Отсчитываю еще шестьдесят секунд, что помогает мне

справиться с нервами. Бояться нечего.

Я знаю, что я делаю. Мы все знаем. И очень хорошо.

Иногда я представляю, как я и Тэк рушим весь план – проигрываем

войну, всю эту борьбу, противостояние. Говорим «прощай», «увидимся

нескоро». Мы отправляемся на север и там сооружаем свой хоумстид,

вдали от всех и вся. Мы умеем выживать. Мы смогли бы. Ставили бы

ловушки и силки для дичи, удили рыбу, выращивали овощи.

Обзавелись бы целой кучей детишек и представляли бы, что другого

мира не существует. Пусть он хоть взорвется, мне все равно.

Мечты.

Прошло уже больше двух минут. Я открываю дверь фургона и

спрыгиваю на обочину тротуара. От дождя не осталось и следа –

теперь на улице стоит туман, а по водостоку по-прежнему хлещет

вода, унося с собой смятые кофейные стаканчики, окурки, рекламные

листовки.

Когда я толкаю входную дверь клиники, то словно попадаю в другой

мир: плотный зеленый ковер, начищенная до блеска фурнитура,