Революционная народническая организация "Земля и воля" (1876 – 1879 гг.) - [75]
Тихомиров в своих воспоминаниях также указывал, что наиболее сильное возражение народовольцев «деревенщикам» заключалось в том, что они (деревенщики – П.Т.) в своей деревне перестают быть революционерами. Это была ultima ratio[573]. Такой точки зрения придерживались Е. Серебряков, В. Богучарский и, отчасти, О.В. Аптекман. В действительности, по справедливому выражению Плеханова, дело было гораздо сложнее, чем это кажется Серебрякову.
Деревенщики, по словам Плеханова, не только не бежали в города, а всеми силами доказывали на необходимость оставаться в народе:
«Деятельность в крестьянстве отнюдь не была невозможна; революционеры справились бы с полицейскими препятствиями, если бы их настроение продолжало толкать их в деревню. Но в том-то и дело, что во второй половине 70-х годов их настроение очень изменилось и „хождение в народ“ потеряло в их глазах почти всю свою привлекательность. Произошло это потому, что деятельность в народе не оправдала тех радужных, можно сказать почти ребяческих, надежд, какие возлагались на нее революционерами. Отправляясь в народ, революционеры воображали, что „социальную революцию“ сделать очень легко и что она очень скоро совершится… „Народ“ перестал привлекать их к себе, потому что „хождение в народ“ перестало казаться им вернейшим и скорейшим средством повалить существующий порядок»[574].
Для доказательства этого вывода Плеханов приводил неудачную попытку землевольцев организовать летом 1878 г. агитацию среди недовольных казаков Дона. На этом основании Плеханов делал вывод, что революционное народничество погибало не под ударами полиции, а в силу неблагоприятного для него настроения тогдашних революционеров, которым хотелось «отомстить» правительству за его преследования.
По нашему мнению, Плеханов, будучи сам активным «деревенщиком» и противником террора, не мог преувеличивать эти настроения. Не совсем основателен и довод Аптекмана о том, что отсутствие материальных средств было в числе главных причин крушения деревенских поселений. Достаточно обратиться к рассмотрению кассовой книги «Земли и воли», чтобы убедиться в обратном.
Михайлов составил итоговую табличку, в которой все расходы были распределены по всем разделам деятельности «Земли и воли» (расходы с 27/III по 20/IV-1879 г. переписаны в книгу Квятковским с черновых записей Михайлова, часть которых им не разобрана)[575]. По записям расходов с 31 октября 1878 г. по 12 августа 1879 г., которая приходилась на «деревню», видно, что из общего бюджета «Земли и воли» в этот период – 5.964 р. 95 к. на долю «деревни» падает только 872 р. 50 коп., т.е. одна седьмая часть. На долю центра расходов приходилось 1.942 р. 35 коп., т.е. треть всех расходов[576]. Из общего расхода на деревню на саратовское поселение приходилось больше всего – 550 руб., т.е. 62%, на тамбовское – 90 руб. Денежные средства продолжали поступать в саратовское, тамбовское и воронежское поселения в конце 1878 и в начале 1879 гг. Исходя их тех же записей расхода, которые вел после Михайлова Квятковский, можно с основанием полагать, что средства продолжали поступать в «деревню» вплоть до раздела «Земли и воли» (август 1879 г.). В своем примечании к кассовой книге «Земли и воли» С.Н. Валк указывал, что она не была первою, аналогичная книга и другие денежные документы были взяты при обыске у О. Натансон.
О. Натансон была арестована в октябре 1878 г. и найденные при обыске денежные документы относились к 1877 – 1878 гг., т.е. к годам устройства деревенских поселений. Таким образом, на деревенские поселения было послано не 876 р., а больше. Подтверждением этому может служить автобиографическое заявление самого Михайлова. Говоря об образовании ряда деревенских поселений весной 1877 г., Михайлов отмечал, что землевольцы располагали тогда значительными материальными средствами – около 5.000 рублей в пределах года[577]. Приходные статьи увеличивались от всевозможных пожертвований, от поступления денег по типографии за продажу номеров «Земли и воли» и изданий литературы. Следовательно, недостаток материальных средств не мог служить причиной распада деревенских поселений.
Объяснить этот распад[578] следует утопическим характером самой программы «Земли и воли» и теми чрезвычайно сложными и своеобразными условиями, в которых находилось землевольчество в целом. Землевольцы возлагали большие надежды на осуществление «социальной революции» путем пропаганды ее в крестьянстве. Для этого и намечалась широкая сеть постоянных деревенских поселений. Надежды же их не оправдались и не могли оправдаться, потому что пропаганда «социальной революции» часто крестьянами не понималась, о чем свидетельствовали многие народники. Исследователи народничества правильно указывали, что землевольцам при поселении предстояла очень большая, трудная, длительная подготовка, прежде чем рассчитывать на серьезный успех; необходимо было иметь большие резервы в среде интеллигенции и городских рабочих. Но интеллигенция все менее воспринимала необходимость работы в деревне и сами землевольцы чувствовали себя небольшим авангардом
