Ревизия - [3]

Шрифт
Интервал

В. Какие ещё поручения Вы дали Петерсону?

О. Никаких. В тот же день поздно вечером ко мне на квартиру приехал Енукидзе. Я ждал этого визита, было понятно, что Петерсон доложит ему о тревожном разговоре со мной. «Что ты думаешь?» — спросил Авель. «Почти как в еврейском анекдоте, — ответил я. — Два варианта, только один следует из другого. Сначала разобраться в реальном положении вещей, а затем все фигуры с шахматной доски одним махом отправить в расход». «Сосо упёртый, — сказал Авель. — Он пойдёт до конца. Кто не с ним, тот против него». «А мы разве против, — сказал я. — Мы обеими руками за. Только похоже, что наши руки ему больше не нужны». «Неужели всё так шатко?» — спросил Авель. «Как тебе сказать, — сказал я. — Капитализм мы порушили, а до социализма пока не дожили. Мы, конечно, засыпали Беломорканал трупами, и на других стройках подход такой же, только где арестантов столько брать. Потребуется большая Чистка. Не знаю, считаю, что партия перегнула палку, с крестьянами, в первую очередь. А если бунты начнутся, нет у меня уверенности в моих чекистах, ведь не революционные дни».

В. Енукидзе согласился с Вами?

О. Я уже не помню точно. Авель всегда мямля был, только с девочками герой. Да и не было у нас возражений против линии партии. Сказали бы полстраны посадить, посадили бы. Речь о другом шла. О том, как свою шкуру спасать.

В. Идея о покушении на товарища Сталина тогда возникла?

О. Нет, эта идея возникла позже. Авель в ту ночь нажрался как свинья, а я начал продумывать план обходных мероприятий.

В. Что представлял собой этот план?

О. Я хочу попросить сделать перерыв. Мне нужно отдохнуть и как следует всё вспомнить.

В. Хорошо. Делаем перерыв на одни сутки.


[1] Киров (Костриков) С.М. (1886—1934) — партийный и советский государственный деятель, ближайший соратник И. В. Сталина. С 1926 года руководитель ленинградской партийной организации. Застрелен в Смольном 1 декабря 1934 года, что послужило началом Большого Террора.

[2] Менжинский В. Р. (1874—1934) — партийный и советский государственный деятель, преемник Ф. Э. Дзержинского на посту председателя ОГПУ, один из организаторов массовых репрессий.

[3] Репрессии в отношении офицеров Красной Армии, служивших до революции в Русской Императорской армии, осуществленные органами ОГПУ в 1930—31 гг. Всего было арестовано более 3000 человек, свыше тысячи расстреляно.

[4] Гамарник Я. Ц. (1894—1937) — с 1929 года начальник политуправления РККА, ближайший соратник М. Н. Тухачевского. Застрелился в ожидании ареста 31 мая 1937 года.

[5] Тухачевский М. Н. (1893—1937) — советский военный деятель, маршал Советского Союза. Руководил подавлением антисоветских восстаний в Кронштадте и Тамбовской области. Апологет разгрома противника на его территории в ходе короткой наступательной войны. Арестован 22 мая 1937 года по обвинению в заговоре, расстрелян 11 июня того же года.

[6] Наркомвоенмор Ворошилов К. Е., считавший военную доктрину Тухачевского авантюристической, настоял на снятии последнего с должности заместителя наркома и назначении командующим Ленинградским военным округом.

[7] Петерсон Р. А. (1897—1937) — латышский революционер, активный участник Октябрьской Революции и Гражданской войны, с 1920 года комендант Кремля. Подозревался в организации покушения на И. В. Сталина в 1935 году (дело «Клубок»). Расстрелян в августе 1937 года.

[8] Енукидзе А. С. (1877—1937) — советский партийный деятель, секретарь ЦИК СССР с 1922 года. Один из немногих большевиков, который был на ты с И. В. Сталиным. Подозревался как центральная фигура организации покушения на Сталина в 1935 году (дело «Клубок»), расстрелян в декабре 1937 года.





Протокол допроса № б/н от 14 марта 1938 года

В. Когда произошла вербовка Вас представителями правого блока?

О. Помилуйте, какая вербовка. Какой правый блок? Не было этого блока в помине, теперь уже спокойно можно об этом говорить, после того как московские процессы[1] закончились. Когда Троцкого отправили за границу, были отдельные высказывания его бывших сподвижников — Бухарина, Рыкова, Каменева, Зиновьева, частично Радека, других, которые помельче. Собирались, под рюмочку начальство ругали, как у нас принято, обычно на квартире у Томского[2]. Сталин уже тогда их всех от настоящей власти отодвинул, вот они и злобствовали. Я в этих заседаниях тоже иногда участие принимал, так, больше из любопытства. А им приятно было, что главный человек в ОГПУ с ними заодно.

В. Для старых революционеров довольно безрассудный шаг?

О. Революционеры они, конечно, все старые, только бестолковые. Как Троцкого скинули, остались словно ягнята в поле без поводыря. Всё прожекты сочиняли, мы со Сталиным поговорим, мы его убедим. Помню, что пьяный Рыков[3] бахвалился, если бы его план пятилетки приняли, по-другому бы сейчас страна жила. Не знаю, не знаю, я чекист, а не финансист. Я только поддакивал, у меня же немалый опыт создания мистификаций. Напомню, операция «Трест», дело «Промпартии»[4]. Они все фанатики французской революции, считали, что я такой новый Фуше[5], который все режимы переживёт. Они со мной дружить хотели, особенно после того, как я мастерски Горького на Родину заманил.


Еще от автора Роман Владимирович Воликов
Тень правителей

Современные повести о современной жизни.


Бургомистр

Другая правда Великой Отечественной Войны. История Локотской республики на оккупированной территории Орловской области.


Последняя встреча Александра Неймайера

Повесть рассказывает о жизни знаменитого провокатора Азефа после его разоблачения.


Вдова героя

Людей неинтересных в мире нет, их судьбы – как истории планет. У каждой все особое, свое, и нет планет, похожих на нее. А если кто-то незаметно жил и с этой незаметностью дружил, он интересен был среди людей самой неинтересностью своей.


Казус Белли

Бог, что считает минуты и деньги,бог, отчаявшийся, похотливый и хрюкающий, что валяется брюхом кверху и всегда готов ластиться – вот он, наш повелитель. Падём же друг другу в объятия.


Случай в санатории

Отпуск следователя прокуратуры неожиданно превратился в расследование клубка преступлений в провинциальном санатории.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.