Ретромания. Поп-культура в плену собственного прошлого - [32]

Другое любопытное, и даже жутковатое, наблюдение, которое я сделал в ходе прослушивания «Return the Gift» — то, что в каком-то смысле новые версии песен оказались намного сильней оригинальных композиций (лучше записаны, с мощным современным звуком ударных, что в большей степени можно считать заслугой Гилла, который с момента распада группы работал музыкальным продюсером), но при всём этом они лишились своеобразной ауры, которая многие годы привлекала меня в ориги-I плах. Это особенно заметно в песнях с альбома «Entertainment!», который после своего выхода в 1979 году подвергся жёсткой критике за сухой, выхолощенный звук, не идущий ни в какое сравнение с тем, что группа играет на концертах. Но именно этот герметичный звук «Entertainment!» все эти годы воодушевлял меня и других фанатов. В результате новые версии песен существуют не в 1979 или 2005 годах, а в лимбе безвременья.

Ещё одна группа, которую я смог увидеть только после их воссоединения, — New York Dolls — группа, фанатом ко-

торой я на самом деле никогда не был. Пойти на их концерт меня отчасти побудило место, в котором он проходил, — дом 315 по улице Боувери. Именно по этому адресу когда-то располагался клуб CBGB. Теперь здесь находится бутик Джона Вар-ватоса — модельера, большого поклонника панк-рока, который в своих работах пытается сохранить неряшливую привлекательность рок-н-ролла. Итак, 5 мая 2009 года я прошёл шесть кварталов от моего дома, чтобы увидеть Dolls, исполняющих песни со своего нового альбома «Cause I Sez So» в попытке вернуть себе былую славу (к работе над этим альбомом они подключили продюсера Тода Рандгрена, который в 1973 году записал их дебютный альбом). Полноценное погружение в прошлое мне не светило, так как многие из первоначального состава группы уже почили с миром, и в живых остались только Дэви Йоханн-сен и Сил Сильвейн.

СЕЙЧАС

Большая часть аудитории выглядела, как завсегдатаи CBGB в годы его рассвета в семидесятые. Седеющие бунтари; лысеющие известные фотографы; смутно знакомые по документальной хронике лица и на удивление хорошо сохранившиеся женщины под пятьдесят, которые искренне наслаждались возможностью одеться как несколько десятков лет назад. На стенах весели плакаты Ramones и Plasmatics. Когда на концерт забрели несколько молодых людей, возникло довольно забавное ощущение. Эти двадцатилетние абсолютно не вписывались в окружающую их обстановку и выглядели примерно так же нелепо, как пенсионеры на рейве.

После долгого ожидания New York Dolls версии 2.0 вышли на сцену. Йоханнсен, как всегда щеголеватый, в бархатном пиджаке, козырной белой рубашке и леопардовом шарфе, и Сильвейн — гибрид Пьеро и гоблина. Новички группы — мужчины поколением помладше, чем Dolls, но достаточно пожилые и в своеобразном рок-н-ролльном образе, зависшем где-то между Сансет-стрип и Сохо, — широкополые шляпы и обтягивающие штаны. Быстро стало понятно, что никакого волшебства не будет и мы не перенесёмся в 1972 год, в Mercer Theater, не только потому, что главные герои не были одеты в женские платья, высокие каблуки и парики, но и оттого, что

музыка, которая звучала в тот вечер, была далека от классического звука Dolls. Они играли свой новый альбом, характеризующий их не как мифологических существ панк-рока, но как тривиальную хард-рок-группу.

ПОП-КУЛЬТУРА ЗАЦИКЛИЛАСЬ НА САМОЙ СЕБЕ

Слушая их в 2009 году, я вдруг осознал, какой незначительной была разница между Dolls и другими группами семидесятых, такими как The Faces, Grand Funk Railroad и ZZ Top, собиравших стадионы и продававших миллионные тиражи пластинок. Конечно, была разница в мастерстве и в отношении ко всеобщему снобизму и привилегированному лагерю. Эта небольшая, но существенная разница привела к возникновению панк-рока. Прошли десятилетия, и разница, казавшаяся столь великой тогда, сжалась до незначительной точки. Иоханнсен всё ещё терял ощущение времени, пытаясь оживить публику остротами: «Рискну сказать, что мы так же хороши, как The Seeds», — дразнил он публику; или: «Когда-нибудь это всё останется только в памяти». Но юмор постепенно сошёл на нет, когда группа начала осознавать, что публика не хочет вникать в их новый материал, а просто хочет услышать старые песни. Иоханнсен начал получать молчаливые ответы на вопросы вроде: «Вы там не умерли?» Сильвейн, кажется, изо всех сил старался не разрыдаться. Flo после окончания программы группа всё же вернулась на сцену, чтобы выступить на бис, а Иоханнсен при этом грустно бормотал: «Не знаю, зачем мы снова здесь, — вы совершенно неблагодарны», — и после этих слов они абсолютно гениально исполнили «Trash». К несчастью, это была не та песня, которая вошла в их дебютную пластинку, а регги-версия с нового альбома. Это было одно из самых грустных зрелищ, которое мне когда-либо доводилось видеть.

С другой стороны, их упорный отказ потворствовать толпе п желание играть только новый материал можно расценивать как выражение творческой гордости. Им выпала печальная участь всех, чьё время давно прошло, участь, которую бывший фронтмен группы Stranglers Хью Корнуэлл описал так: «Теперь мы все трибьют-группы. Как только ты начинаешь играть свои старые песни — ты становишься трибьют-группой. Я бы поставил себя в этот ряд... Я даже представить себе не могу насколько