Res Publica. Русский республиканизм от Средневековья до конца XX века - [235]
Проблема национальной идентичности и соответствующих форм политического устройства делала актуальной новую трактовку принципа федерализма, в советское время утратившего какое-либо реальное содержание. Суть принципа федерализма определялась в конфликтном взаимодействии двух стратегий его формирования — конституционной (гл. 3 Конституции — «Федеративное устройство») и договорной, опиравшейся на важнейшие законодательные акты переходного периода — Декларацию о государственном суверенитете РСФСР (от 12 июня 1990 г.) и Федеративный договор (от 31 марта 1992 г.), которые не утратили своего действия с принятием Конституции 1993 г. Если Договор определял республики в составе РФ как «суверенные государства», ссылаясь в преамбуле на «декларации о государственном суверенитете республик в составе РФ», то Конституция понимала их исключительно как субъекты единого федеративного государства, носителем суверенитета и единственным источником власти в котором «является ее многонациональный народ» (ст. 3). Принцип федерализма поэтому включал разные интерпретации: договорный федерализм эпохи «парада суверенитетов» и регионального «правового сепаратизма» 1990‐х гг. сменился курсом на централизацию власти, взятым с начала 2000‐х гг. Это предполагало эволюцию российского бикамерализма, представленную в неоднократных изменениях принципов формирования Совета Федерации.
Сходные проблемы формулируются в отношении принципа местного самоуправления, конституционная ценность которого определяется полноценным и эффективным осуществлением децентрализации по таким параметрам, как разделение публичной власти и собственности; дифференциация правовой системы и рационализация административного управления; демократизация публичного обслуживания граждан и повышение их самоорганизации; эффективность развития территорий. Принцип местного самоуправления не только получал различные теоретические трактовки в законодательстве (в плане большего или меньшего соотношения с административными структурами), но и подвергался модификациям в периоды преобладания централизаторских и децентрализаторских тенденций.
Впервые в российской истории в Конституции четко фиксировался принцип разделения властей (ст. 10): право законодательной инициативы предоставлялось высшей законодательной и исполнительной власти, а Конституционный Суд наделялся прерогативой толкования конституционных норм. Конституция создавала (в противоположность предшествующей советской практике) профессиональный парламент: депутаты Государственной думы работают на постоянной профессиональной основе и не могут находиться на государственной службе (ч. 3, ст. 97). Создание двухпалатного парламента, нижняя палата которого получила название Думы, а верхняя имела определенное сходство с Государственным советом, восстанавливало преемственность исторической традиции по отношению к дореволюционным институтам представительной власти — Думе и Государственному совету Российской империи[1903].
Принятие Конституции 1993 г., включавшей принципы, преодолевавшие советские правовые стереотипы, создавало предпосылки формирования демократической республиканской системы, основанной на возрождении традиций дореволюционного российского парламентаризма, но представляло своеобразную «шоковую терапию» в политике, результаты которой, как и в экономике, оказались непрочны, открывая возможность альтернативных интерпретаций[1904]. Компромиссы и противоречия, отраженные в трактовке ценностей и принципов Конституции, стали результатом раскола общества в переходный период, но одновременно их направленного использования властью в целях расширения контроля над обществом.
Конфликт традиции и модернизации: завершение постсоветского конституционного цикла
Конструирование Республики постсоветского периода выявляет конфликт традиции и модернизации. Традиция — только один из факторов, она может получать различные интерпретации: по степени прочности («замороженная» и «живая» традиции), по характеру формирования («историческая» и «изобретенная»), по ее социальным функциям в переходном обществе (как тормоз развития или адаптация к быстрым социальным изменениям). Поэтому абсолютизация фактора советской традиции (действительно демонстрирующей устойчивость и жизнеспособность) неправомерна, а параметры ее воздействия требуют конкретизации. В действительности имеет место конфликт консервативных и реформационных устремлений элит, типичный для всех модернизирующихся обществ. Проблема в том, почему на одних этапах востребована модернизация, на других — ретрадиционализация.
