Реквием по Марии - [177]

Шрифт
Интервал

— Ничего, в один прекрасный день все-таки доберемся.

Сейчас, после ухода военных, она некоторое время пребывала в состоянии полной прострации. Сама не могла понять, откуда взялась смелость, как позволила себе кричать на офицера. Но старики принялись суетиться вокруг них, предлагая помощь и поддержку. Дети, к тому времени уснувшие в креслах, были отнесены в спальню на втором этаже. Фреда обнаружила в доме огромную кухню и ванную комнату, из крана которой, к великому удивлению, текла вода. Конечно, холодная.

— Сейчас мы ее подогреем! — заверила Фреда стариков. И весьма решительно заявила Марии: — Пробудем здесь подольше. Нужно отдохнуть. Дети поранили ноги. У этих хитрецов стариков где-то должна быть корова. Сердцем чую. Есть, значит, и молоко. Не очень удивлюсь, если где-нибудь поблизости не прячутся и сами хозяева. Может, прав был офицер, когда заподозрил нас. Но нужно хоть немного восстановить силы и потом — прощай, замок бременских музыкантов. Мария, ты бы прилегла ненадолго. Вот здесь рядом есть комната с диваном. Иди, иди, Фреда обо всем позаботится.

К ней вернулись прежняя энергия и хорошее настроение. Она направилась по лестнице наверх, напевая любимую арию из «Сомнамбулы»: «Vi ravviso, o luoghi ameni»[61].

Комната оказалась прекрасной библиотекой. Вдоль стен были установлены шкафы темного цвета, и все они заполнены книгами. Мария дернула ручку одного. Закрыто. Жаль. На столике у дивана лежал номер журнала «Сигнал». Испачканный и измятый, он, конечно, не имел никакого отношения к этой богатой библиотеке.

Она опустилась на диван. Вокруг царила благостная тишина. Большие овальные окна выходили в парк. Сквозь пыльные, давно не мытые окна пробивалось солнце, по-весеннему яркое, торжествующее, оно отбрасывало светлые пятна на устланный коричневым ковром пол. Тени ветвей покачивались и то стирали эти пятна, то снова делали их видимыми.

«Как сильна, как вечна природа, — подумала она. — Всего несколько дней, как кончилась эта страшная бойня, и вот уже снова небо есть небо, дерево — дерево, а солнце — солнце. Ах, если б так же быстро возродились и люди! Если б и я смогла собрать силы, укрепиться сердцем, чтоб поскорей вернуться к работе, к вечной моей любви. Окажусь ли способной на это? Даже страшно попробовать, как звучит сейчас голос. И нужен ли он сейчас кому-либо? Будут ли новые, возрожденные люди слушать меня так же, как слушали раньше? Если в Вене все хорошо… С чего бы стоило начать? Людям нужно сейчас веселиться, отвлекаться от черных мыслей. Для начала стоило бы поставить «Женитьбу Фигаро». Ах, божественная музыка Моцарта! Или «Кавалер роз», который, конечно, так приблизил Рихарда к его гениальному предшественнику. Музыка, музыка! Смогу ли снова отдаться ей с прежней любовью, со всей страстью? Отдаться всеми силами души. Сколько времени пропало зря! Сколько времени! А годы бегут. Я постарела. И устала, страшно устала. Но почему, отчего эта усталость? От апатии. От пустой, неинтересной жизни. Не меньше настрадался и Густав. И только дети ничего еще не понимают, веселы и беззаботны. Но и Густав… Посмотрите только: напялил на себя костюм Фигаро! Как смешно в нем выглядит! Роль Фигаро не по нему. Если б был голос, скорее подошла бы роль Альфреда. Или Евгения Онегина. Хм. Подумать только — поет! И не так уж плохо. Ага. Ну ладно, дорогой мальчик, кончай кривляться — с таким голосом на сцену лучше не выходить. А почему такие странные декорации? Это же из «Мадам Баттерфляй»! Что случилось? Японский интерьер и вдруг в «Травиате»? «Травиата»? Но почему «Травиата»? Это же музыка из «Травиаты»!

С правого бока, едва только уснула, Мария перевернулась и легла на спину, протянув руки, словно просила кого-то помолчать, — как часто бывало на репетициях. И тут же проснулась.

Откуда-то из глубины дома доносились звуки пианино. В первое мгновение она не сразу сообразила, где находится. Скверно, фальшиво исполняемая на пианино мелодия сопровождалась смехом, выкриками, топотом ног. Она приподнялась на локтях. Увидела ту же игру солнечных лучей на темном ковре, ряды книжных шкафов и только теперь все вспомнила. Она уснула. Уснула и увидела во сне Густава в костюме Фигаро. Что бы это значило? Сон произвел приятное впечатление. Или это настроение навеяли воспоминания о музыке Верди? Но кто это так ужасно играет на пианино?

И только сейчас различила «Застольную», посвященную Бахусу, которую исполняли на русском языке:

В окна свет струит Аврора,
Время всем нам расходиться,
Вас, любезная синьора,
Мы пришли благодарить…

Неужели вернулся тот сердитый офицер? Но нет, на этот раз их больше — от оглушительных взрывов хохота даже что-то звенит в книжных шкафах. И вновь начало играть пианино. Мария поднялась. В конце концов, кто бы там ни был, люди здорово веселятся. Шум доносился из-за двери, которую она вначале не заметила. И осторожно взялась за ручку. В огромной комнате с ковром серебристого цвета на полу и шелковыми занавесками на высоких окнах танцевали друг с другом несколько военных, в то время как их товарищ бренчал на пианино знаменитый вальс:


Рекомендуем почитать
Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.


Патрис Лумумба

Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.


Псевдо-профессии

Псевдо-профессия — это, по сути, мошенничество, только узаконенное. Отмечу, что в некоторых странах легализованы наркотики. Поэтому ситуация с легализацией мошенников не удивительна. (с) Автор.


Апостолы добра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Переход через пропасть

Данная книга не просто «мемуары», но — живая «хроника», записанная по горячим следам активным участником и одним из вдохновителей-организаторов событий 2014 года, что вошли в историю под наименованием «Русской весны в Новороссии». С. Моисеев свидетельствует: история творится не только через сильных мира, но и через незнаемое этого мира видимого. Своей книгой он дает возможность всем — сторонникам и противникам — разобраться в сути процессов, произошедших и продолжающихся в Новороссии и на общерусском пространстве в целом. При этом автор уверен: «переход через пропасть» — это не только о событиях Русской весны, но и о том, что каждый человек стоит перед пропастью, которую надо перейти в течении жизни.


Так говорил Бисмарк!

Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.