Реквием по Марии - [178]
Мария широко открыла дверь. Никто не обратил на нее внимания. Веселье было в самом разгаре. Она постояла какое-то время на пороге, с улыбкой глядя на неуклюжие движения парней. И вдруг, не отдавая себе отчета, не понимая, зачем и почему это делает, начала петь. Голос, ее сильный высокий голос резко взметнулся вверх без малейшего усилия, без капли напряжения, взметнулся ясный, теплый, пленительный, забившийся где-то под высоким лепным потолком, прорываясь сквозь открытую дверь, наполняя собой весь дом:
Солдаты так и застыли на своих местах, пораженные этим бурным всплеском. Пианино смолкло. Мария легким и вместе с тем величественным шагом Виолетты вышла на середину комнаты. Солдаты почтительно расступились, давая ей место. Властным жестом она велела пианисту продолжать. Застигнутый врасплох, он попытался подыграть ей, но стал сбиваться еще больше.
Прибежали, радостно хлопая в ладоши, Катюша и Александр, за ними с сияющим от счастья лицом Фреда. Мелкими шажками торопились старики — сторожа, охранники, мажордом и горничная, а может, всего лишь садовник и прачка в этом имении.
Первый ее послевоенный концерт был встречен аплодисментами, поздравлениями, радостным смехом. Фреда обняла ее:
— Славься пресвятая богородица! — прошептала она. — Голос живет. Более сильный и красивый, чем когда-либо. Ты была права. В Вену! Как можно скорей добраться до Вены. Начнем работать! Начнем жить, Мария!
Где еще видела она такую же картину разрухи и смерти? Был разрушен и Берлин, но в нем суетились люди, расчищали руины, искали затерявшихся детей, родственников. Было много солдат, военных машин. Жители вечно бежали куда-то по только им известным делам. Здесь же в первую минуту могло показаться, что вокруг царит только немая тишина и запустение, словно в… Да, да, словно в Гернике. Эти развалины, эти серые камни, эти узкие проходы между руинами казались навсегда застывшими. Но нет. Вот откуда-то из-за черных обожженных стен показались какие-то сгорбленные тени. Виден и силуэт спешащего им навстречу человека. Это советский солдат. Он останавливает машину, о чем-то говорит с шофером. С кузова «студебекера» Анатолий кричит ему что-то, и машина отправляется дальше.
— Господи! — в ужасе шепчет она. — Господи боже! Здесь был Цвингер. Сейчас камня на камне не осталось.
— Вы что-то сказали?
— Ничего. Просто так. Что-то вспомнила.
Машина мчится дальше. Мосты, прекрасные мосты через Эльбу всюду обвалились в воду. Не видно больше изящных очертаний церкви Фрауэнкирхе. На каком-то из перекрестков Мария снова вздрагивает. Взволнованно просит шофера остановить машину и торопливо сходит, почти падает из высокой кабины.
— В чем дело? — обеспокоенно говорит Анатолий и прыгает следом.
Они стоят перед разрушенной стеной, такой же, как и все вокруг. Это развалины когда-то большого, монументального здания. Мария смотрит, огорченно качая головой. Да. Покой и тишина, охватившие ее душу еще в то время, когда она была в библиотеке замка, ощущение, что все уже позади, кануло в неизвестность, словно дурной сон, было всего лишь иллюзией. Война сказывается на каждом шагу и долго еще будет преследовать своими ужасами человечество.
— Здесь был Дрезденский оперный театр, — говорит она слегка дрожащим голосом. — Здесь я первый раз в жизни вышла на сцену.
Она резко поворачивается и направляется к машине. На глаза выступили слезы — не хочется, чтоб их видел Анатолий. Чтоб не принял как укор.
Он молча постоял еще несколько мгновений словно перед гробом с земными останками человека, которого не знал лично, но о котором так много слышал. И это услышанное заставляет тебя сосредоточиться перед его прахом. Затем снова взобрался в кузов машины и постучал кулаком по крыше кабины.
— Поехали!
Руины Дрездена остались далеко позади, когда Мария спросила:
— Зачем нужно было это делать? Неужели так необходимо было разрушать все эти здания?
— Что? — не сразу понял шофер, на мгновение оторвав глаза от дороги.
— Я спросила, зачем нужно было разрушать Цвингер, театр, замок, мосты? Хотя нет, мосты — это понятно…
— Но ведь не мы же их разрушили! — сердито отозвался шофер. — Моя часть проходила как раз здесь, немного, может, правее.
— Тогда кто же все это разрушил? — Мария ничего не могла понять. — Фашисты, что ли?
— У них других забот хватало, чтоб еще и этим заниматься. Хотя, наверно, разрушили бы, если б оставалось время. Подобную пакость совершила авиация союзников. Которая в любом случае не облегчила нам продвижения вперед.
— Но почему? Почему?
— Что вам сказать, госпожа, товарищ? Подумайте лучше сами. Образования, чтоб понять, наверное, хватает…
Шофер был еще нестарым человеком с суровым обветренным лицом, с жилистыми руками рабочего человека, почему-то очень темными, словно он всю жизнь добывал ими уголь. Как видно, всю войну провел за баранкой машины. И многое повидал. Мария не знала его, увидела впервые всего несколько часов назад, когда села рядом с ним в кабину. Зато старший лейтенант Анатолий, ехавший сейчас в кузове вместе с Фредой и детьми, был старым ее приятелем. Если можно назвать старым приятелем человека, с которым и виделась всего несколько дней… Однако за эти дни они столько концертов дали вместе! Предварительно, правда, попытавшись в меру сил настроить пианино, на котором он так скверно играл в первые минуты их знакомства.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Псевдо-профессия — это, по сути, мошенничество, только узаконенное. Отмечу, что в некоторых странах легализованы наркотики. Поэтому ситуация с легализацией мошенников не удивительна. (с) Автор.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Данная книга не просто «мемуары», но — живая «хроника», записанная по горячим следам активным участником и одним из вдохновителей-организаторов событий 2014 года, что вошли в историю под наименованием «Русской весны в Новороссии». С. Моисеев свидетельствует: история творится не только через сильных мира, но и через незнаемое этого мира видимого. Своей книгой он дает возможность всем — сторонникам и противникам — разобраться в сути процессов, произошедших и продолжающихся в Новороссии и на общерусском пространстве в целом. При этом автор уверен: «переход через пропасть» — это не только о событиях Русской весны, но и о том, что каждый человек стоит перед пропастью, которую надо перейти в течении жизни.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.