Реконкиста - [121]
Сегодня утром, наконец-то, было принято решение о выписке меня из больницы. Можно ли представить себе более счастливый день? Привезенный сюда месяц назад на инвалидной коляске, теперь я мог покинуть клинику на собственных ногах.
По этому случаю Монике пришлось привезти мне из дома один из моих старых костюмов; в последнее время я настолько пополнел, что то, в чем я ходил в последнее время, на мне просто б не сошлось. Время выхода мы сохраняли в тайне, желая сбежать от прессы, отдохнуть подальше от сующих повсюду свой нос paparazzi, натешиться собой. Пока что я не мог решить, куда мы поедем. При Лидо де Розеттина уже ожидала моя яхта, всегда можно было отправиться в Испанию, ну а вертолет, стоящий в ангаре моей резиденции, гарантировал возможность быстро переместиться в охотничий домик в Кении или же в уединенную хижину на берегу сейшельского островка Ля Диг.
Я задумывался над тем, какую мину сделает Моника, когда я предложу в качестве места моего возврата здоровья старомодный курорт Виши и маленький пансионат, расположенный на отшибе. Виши, потому что оттуда близко к Клюни. И – к Тезе.
Нельзя не заметить, каким особенным образом исполнилось средневековое пророчество о новой перспективе для мира, которая именно там должна была родиться. Но не по причине науи, но веры и надежды. Вот уже много лет Тезе привлекает молодежь различных вероисповеданий, которая верит в обновление христианства. В последнее время среди них много крестосиних…
Уход "по-английски" и отъезд с паркинга для персонала, с сохранением полнейшего инкогнито, вовсе не означали, что, покидая больницу, я не попрощаюсь с Фрэнком Л. Мейсоном – моим спасителем. Калифорниец собирался вскоре возвращаться за океан, так что случая для встречи могло и не представиться. Так что я посетил кабинет, который предоставило американцу руководство клиник, и еще раз поблагодарил за исключительный ремонт моей особы.
– Для меня это было самым настоящим удовольствием, Альдо, – сказал он.
Когда я пожимал ему руку, мой взгляд упал на носимый им на безымянном пальце красивый, старинной работы перстень с сердоликом, украшенным крупной буквой "L".
Фрэнк Лорел Мейсон заметил мою заинтересованность.
– Семейная памятка, равно как и мое второе имя. Только это очень давняя история…
Я проявил доброжелательное любопытство. Долго просить доктора и не пришлось.
– С моим родом связана одна довольно-таки таинственная история. Прошу представить, что в начале 1645 года монахи из миссии Сан-Диего нашли в окрестностях Долины Смерти пару ослепших людей – женщину, молодую и, несмотря на ужасную потерю сил, чрезвычайно красивую; и сопровождавшего ее исхудавшего мужчину, на коже которого были следы многочисленных ожогов. С ними был ее сынок, Лорел – сильный и решительный. Как считали францисканцы, на этом отшибе они должны были жить добрую пару лет. Как удалось им выжить на ощупь, среди диких зверей и гремучих змей, знает один Господь. Согласно записок, хранимых в моем семействе, мужчина, имени которого никто не запомнил, вскоре скончался от болезни, которая до сих пор никто здесь не встречал, похожую на белокровие; а вот женщина дожила до седых волос, дождалась и внука, и правнука. Она так и не научилась хорошо говорить по-испански. Несмотря на множество поклонников, никогда уже она не вышла замуж. При какой-то оказии она сказала кому-то, что уже замужем. Много времени она проводила в церкви, кроме того, умела очень красиво петь. Местные называли ее Старой Итальянкой. Никогда она не желала говорить о своем прошлом, утверждая, что никто бы ей и так не поверил. Умерла она в возрасте около ста лет, в самом начале XVIII столетия. Ее праправнучка – Лаура, как и она – во второй половине девятнадцатого века вышла замуж за храброго золотоискателя Вилли Мейсона,3передав их совместному ребенку этот вот старинный перстень. Вот и вся история. Я не сильно вам надоел?
– Нисколько! Если бы я был литератором, ваша история вдохновила бы меня на написание какой-нибудь саги.
Я пожал руку доктору и вышел, крайне тронутый. Быть может, и следовало бы признаться Фрэнку, что он спас жизнь не бывшему императору телевизионной дешевки, но собственному предку. Но каким был бы эффект? Что, нейрохирург воскликнул бы "Дорогой мой прапрадедудушка!" или, что скорее всего, передал бы в руки психиатров?
– Что тебя так тронуло в этой легенде? – спросила меня Моника, заметив уже после ухода, как сильно дрожат у меня руки.
– Когда-нибудь расскажу тебе, дорогая.
Вавер, май-октябрь 2000 г.
Перевод: Марченко Владимир Борисович, октябрь 2020 г.
