Река Лажа - [24]

Шрифт
Интервал

Мох укрыл Аметистовы ступни, и Птицын застыл в одной позе, боясь навредить их согласью; по колено расселись некормленые комары, не прокусывавшие штанин. Чтобы расшевелить себя, он наконец расчехлил черной ниткой блескучей обмотанный туго циутр, неприязненно скомкал защитный пакет, бросил в ноги себе. Суемудрую снасть из двух скрещенных спиц и насаженных плотно заколок он усилил плетеной из проволоки рукоятью с завитым аккуратной восьмеркой хвостом. Примеряясь к болоту своим инструментом, он приподнял устройство на уровень глаз и в прицел его спиц разглядел над водой золотистое нервное облачко с кошку размером, одержимое непреходящими мелкими спазмами, так, что контур его беспрестанно менялся; эти судороги, как расслышал он через какое-то время, были сопровождаемы сдавленным, как из брюшины, ворчаньем с промежутками писка и слабого стрекота. Вид недужного облачка Птицына поколебал, и в смущении он отвернулся от хляби. Электрический тремор, однако, завелся и в нем; он потряс рукавами, но вытряхнуть это наружу не смог и растерянно вперился взглядом в майора, играющегося с брелоком. Следователь топтался поодаль, подчеркивая невмешательство. Мозг, прижженный испугом, еле-еле ворочался; тут же отяжелел и язык. Повернувшись обратно к болоту, Птицын длинно и тягостно выдохнул, вовсе не понимая, что делать теперь. Явленное болотное облачко воспринималось, скорей, как предостереженье, но и явный искус испытателю противоестества, каковым выступал Аметист, предстоящий трясине; все же, соображал он, не следует скоропостижно увязывать это с текущими поисками, ибо мало ли что можно вдруг разглядеть в перекрестье двух спиц, взятых не для вязальной нужды. С этим Птицын по новой приподнял циутр, как винтовку, и усиленный многажды облачный писк резанул его в самое ухо, а лицо опалила ярчайшая вспышка. В голове его словно бы рухнул буфет; ослепленный, он выронил свой уловитель и, закрывшись руками, торопко попятился ближе к майору, не замедлившему подхватить Аметиста и немного прочнее ввернуть его в почву, словно бы вынутый гриб. Птицын полуповис на Почаеве, прозревая как будто послойно, и мычал, чтоб отвлечься от хлынувшей в голову боли; ни фига ты поплыл, озаботился неискушенный майор, что случилось-то, слышишь меня? Аметистова голова оказалась зажатой в майорских ладонях, жарких, словно духовка. Нужно ехать, откликнулся Птицын, здесь, кажется, небезопасно работать с моей подготовкой; отведите меня, если можно, к машине. Друже, вкрадчиво заговорил удрученный таким поворотом майор, нам уже где-то наполовину башку отвернули из-за этих щенков необученных и еще отвернут до конца, если мы к сентябрю не сдадим это в суд; посему призываю тебя поелику возможно раскрыть, что за притча тебя обратила в подобное бегство и какая здесь связь с окончательной целью, пред нами стоящей. Вывернувшись из жгучих почаевских рук, Аметист было думал просить о поддержке подоспевшего следователя, но, нарвавшись на уничтожающий взгляд такового, отверг этот план. Мы имеем здесь сильное, сильное поле, склонное проявлять себя непредсказуемо, стал рассказывать он, не имея других вариантов: только что в.п.с. был постигнут нездешним ударом, спровоцированным, вероятно, своею же самонадеянностью, и возможности далее следовать этим же курсом сегодня не видит; смысл же произошедшего не поддается мгновенной разгадке, но осмелюсь заметить, что классический непогребенный покойник не стремится сбить с толку или отпугнуть своего разыскателя, а, напротив, по мере покойницких сил и доступных ему махинаций помогает себя обнаружить, как о том вы и сами, должно быть, слыхали. Полагаясь на эту нехитрую и, что скрывать, небесспорную выкладку, я берусь все-таки утверждать бесполезность дальнейшего нашего пребывания в Займище, если только у вас нет намеренья подзадержаться на лоне природы; в этом случае я предпочел бы немедля отправиться рейсовым. Птицын выпрямился и сложил на груди бесприютные руки, вяло изображая озноб. Лес укрыла подводная тишина. Едем, бросил майор, что я в самом-то деле, у тебя, неровен час, сердчишко не сдержит еще, чё мы скажем потом? А докладываешь хорошо, я заслушался прям. Протоколы писал бы лихие, я так полагаю. Но вот мойщика мог бы прощупать прибором своим? Понимаешь, он может нам годы мозга полоскать, ему делать и нечего больше, спешить ему некуда. Восемь мест нам назвал и еще назовет триста восемь за милую душу. Покатили в СИЗО, вот Виталий Борисыч устроит, там-то и поработаешь с ним. Аметист затруднился представить себе приставанье с циутром к убийце и сконфуженно сник, не найдясь, что ответить, но следак, очевидно и сам огорошенный этой идеей майора, моментально сказал, что не станет таким заниматься. С этой репликой, кажется, всем стало неинтересно еще продолжать разговор, и в обратной дороге за всех говорило сбоящее радио, не снижавшее скуки. В город шли пропыленные облака и пустые автобусы. Загрубевший Почаев в тоске огрызался на фермеров, уходивших в бесстыдный обгон на своих внедорожниках. Птицын маялся, не в состоянии толком о чем-то подумать. Непроглядное лето все более напоминало ему не умеющий кончиться муторный сон, сквозь который его безразлично влекла на веревке чужая усталая сила.


Еще от автора Дмитрий Николаевич Гаричев
Мальчики

Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.


Lakinsk Project

«Мыслимо ли: ты умер, не успев завести себе страницы, от тебя не осталось ни одной переписки, но это не прибавило ничего к твоей смерти, а, наоборот, отняло у нее…» Повзрослевший герой Дмитрия Гаричева пишет письмо погибшему другу юности, вспоминая совместный опыт проживания в мрачном подмосковном поселке. Эпоха конца 1990-х – начала 2000-х, еще толком не осмысленная в современной русской литературе, становится основным пространством и героем повествования. Первые любовные опыты, подростковые страхи, поездки на ночных электричках… Реальности, в которой все это происходило, уже нет, как нет в живых друга-адресата, но рассказчик упрямо воскрешает их в памяти, чтобы ответить самому себе на вопрос: куда ведут эти воспоминания – в рай или ад? Дмитрий Гаричев – поэт, прозаик, лауреат премии Андрея Белого и премии «Московский счет», автор книг «После всех собак», «Мальчики» и «Сказки для мертвых детей».


Рекомендуем почитать
Жизнеописание Льва

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мгновения Амелии

Амелия была совсем ребенком, когда отец ушел из семьи. В тот день светило солнце, диваны в гостиной напоминали груду камней, а фигура отца – маяк, равнодушно противостоящий волнам гнева матери. Справиться с этим ударом Амелии помогла лучшая подруга Дженна, с которой девушка познакомилась в книжном. А томик «Орманских хроник» стал для нее настоящей отдушиной. Ту книгу Амелия прочла за один вечер, а история о тайном королевстве завладела ее сердцем. И когда выпал шанс увидеть автора серии, самого Нолана Эндсли, на книжном фестивале, Амелия едва могла поверить в свое счастье! Но все пошло прахом: удача улыбнулась не ей, а подруге.


Ну, всё

Взору абсолютно любого читателя предоставляется книга, которая одновременно является Одой Нулевым Годам (сокр. ’00), тонной «хейта» (ненависти) двадцатым годам двадцать первого века, а также метамодернистической исповедью самому себе и просто нужным людям.«Главное, оставайтесь в себе, а смена десятилетий – дело поправимое».


Писатели & любовники

Когда жизнь человека заходит в тупик или исчерпывается буквально во всем, чем он до этого дышал, открывается особое время и пространство отчаяния и невесомости. Кейси Пибоди, одинокая молодая женщина, погрязшая в давних студенческих долгах и любовной путанице, неожиданно утратившая своего самого близкого друга – собственную мать, снимает худо-бедно пригодный для жизни сарай в Бостоне и пытается хоть как-то держаться на плаву – работает официанткой, выгуливает собаку хозяина сарая и пытается разморозить свои чувства.


Жарынь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Избранные произведения

В сборник популярного ангольского прозаика входят повесть «Мы из Макулузу», посвященная национально-освободительной борьбе ангольского народа, и четыре повести, составившие книгу «Старые истории». Поэтичная и прихотливая по форме проза Виейры ставит серьезные и злободневные проблемы сегодняшней Анголы.