Реформация и политическая жизнь в XVI и XVII веках - [7]
Эта точка зрения заслуживает большого внимания, хотя, разумеется, одна она – при всей важности классовых интересов и отношений – не в состоянии объяснить такое сложное явление, как реформация: социальное направление в изучении реформации есть желательное и необходимое дополнение, расширяющее прежние постановки вопроса, но оно только утрачивает свою научность, когда суживает исторический взгляд, сводя главные явления реформационной эпохи к одному взаимоотношению общественных классов на почве, главным образом, экономических интересов[22].
Нескольких общих замечаний требует и другая сторона дела. Грубо‑конфессиональная точка зрения первых историков реформации в наше время уступила место более объективной критике. Главная заслуга исторического выяснения всей эпохи принадлежит, тем не менее, несомненно, писателям протестантским или сочувствующим протестантизму, как известной форме религиозного сознания, и в общем писатели католического лагеря напрасно стараются поколебать их представление о реформации, хотя в частных случаях и нужно считаться с вносимыми и с этой стороны поправками, тем более, что на суждения и протестантских историков нередко оказывали влияние предвзятые взгляды. Любопытно только, что тяжба между двумя лагерями перенесена теперь на новую почву: прежде спор шел о том, на чьей стороне религиозная истина. тогда как теперь противники стараются доказать, одни – что реформация содействовала общему культурно‑социальному прогрессу, другие – что она его затормозила, т.е. отыскивается некоторый неконфессиональный исторический критерий для решения вопроса о значении реформации.
С этой последней точки зрения реформация также обсуждалась в целом ряде сочинений метафизического или позитивистического характера (напр., Бидермана, Бокля, Карьера, Конта, Диркса, Дрэпера, Гизо, Гегеля, Гельвальда, Генне-Ам-Рина, Германа, Кольба, Лорана и друг.[23]. Но только в историко-философских обзорах последней категории делались попытки выяснить историческое значение реформации без отношения к внутренней истинности или ложности протестантизма. Однако, и тут мы встречаемся с односторонним отношением к делу. Перенося на прошлое тот взгляд на положительное знание, с которым в позитивизме соединены надежды касательно будущего, легко было объявить «органическим» лишь то историческое движение, которое проявилось в развитии науки, долженствующей дать прочные основания для всех областей мысли и жизни. Рядом с ним, как расчищающее ему путь, было поставлено другое – критическое, разрушавшее то, что не могло быть уничтожено первым по его слабости, но что должно было быть уничтожено для созидания нового, и вот от этих двух движений: органического – положительного, созидательного, и критического – отрицательного, разрушительного – стали отличать третье движение – «реформационное», как такое, которое лишь по видимости стало во враждебные отношения к старому порядку вещей, но в действительности стремилось только преобразовать старину, сохраняя прежнее содержание под новыми формами. С указанной точки зрения первое движение представлено успехами положительной науки, на первых порах в области естествознания и лишь гораздо позднее в сфере человеческих (культурных и социальных) отношений, второе – развитием скептицизма, направленного на вопросы отвлеченной мысли и реальной жизни, третье же – возникновением и распространением протестантизма, который унаследовал от католицизма враждебное отношение к свободной мысли. Поэтому многие склонны видеть в реформационном движении более реакционное, чем прогрессивное явление. Такова в общих чертах точка зрения, выставленная французским позитивизмом и внушенная ему, конечно, многими действительными отношениями реформационной и послереформационной эпох. Эта точка зрения односторонняя. Во‑первых, здесь имеется в виду лишь одно умственное развитие: только по отношению к нему она рекомендует оценивать религиозную реформацию, сопровождавшуюся действительно падением светской науки и развитием теологической нетерпимости, но при этом забываются другие сферы жизни – моральная, социальная и политическая, а в них реформация играла разную роль, смотря по обстоятельствам места и времени. Во‑вторых, с рассматриваемой точки зрения вне реформационного движения в эпоху его господства действительную силу могло иметь только движение критическое, так как органическое едва‑едва зарождалось, а потому по своей слабости и ограниченности не могло играть общественной роли. Последнее вполне справедливо, но в таком случае, раз само критическое движение имело лишь отрицательное и разрушительное значение, весьма естественно было, что, имея надобность в положительных воззрениях и стремясь к созданию новых отношений, люди XVI и XVII веков должны были идти под знаменем религиозных идей, протестантских и сектантских. Религиозная реформация XVI в., несомненно, затерла светское культурное (между прочим, и научное) движение гуманизма, но гуманистическая мораль, политика и наука не могли сделаться такою же силою в широких кругах общества и особенно в народных массах, какую представляли собою в то время протестантские и сектантские движения, – не могли быть такою силою и по внутренним своим свойствам, по крайней неразработанности собственного содержания, и по внешним условиям, по несоответствию культурного состояния общества. Во всяком случае это – историко‑философский взгляд, применимый лишь к рассмотрению судеб светского образования, положительной науки и свободного исследования в новое время, и он, как и всякая исключительная точка зрения, не должен подавлять собою все при рассмотрении столь сложного и разностороннего исторического явления, каким была реформация
