Реджи - [3]

Все дети ели очень много, и Реджи думал, что Валя съест свой кусок пуддинга вместе со свечкой.

Одна лишь Анна, старшая дочь переводчицы, ничего не ела.

Это была семнадцатилетняя девица с лицом, голубовато-сизым от пудры, и накрашенным ртом.

— Почему она ничего не ест? — шопотом спросил Реджи у Вали.

— Я думаю, что она боится съесть свою губную помаду. Ведь это очень противно, ее приготовляют из собачьего жира…

Русский словарь Реджи обогащался.

В красненьком сафьяновом блокноте Реджи можно было увидеть такие записи:

«Дай пять», — очевидно, от слова «пятилетка».

«На большой палец» — распространенная в СССР похвала. Валя сказала, что они плотину сделают «на большой палец с покрышкой».

«Трепаться» — от слова «трепать лен».

«Ширпотреб» — фарфоровая посуда, галстуки и лопаты».

Чтобы лучше изучить русский язык, Реджи записал обрывок песни, которую всегда пела кухарка Марта, обрусевшая немка из селенья Хортицы.

Реджи очень понравилась торжественная и напевная мелодия песни. Коверкая русские слова, он целый день пел:

«Весь мир насилья мы разроем до основанья, а затем — мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем…»

В восемь часов вечера Реджи принимал ванну. Сидя в белой ванне, наполненной горячей водой, он от нечего делать жонглировал зубными щетками и пел «Весь мир насилья мы разроем…»

В дверь ванной комнаты заглянул отец, который только что вернулся с плотины.

— Алло, Реджи, — сказал он, — я слышал ваш голос еще на веранде…

— Не правда ли, это хорошая русская песня? — спросил Реджи.

— Да, но это «Интернационал»…

Реджи был так изумлен, что даже уронил в ванну зубные щетки.

— Как жаль, что это большевистская песня, — сказал он, — у нее такой красивый мотив…

Больше он уже не пел «Интернационала», хотя мелодия этого гимна еще долго звучала у него в ушах.

Реджи теперь не скучал.

Ему было весело с Валей и ее товарищами.

Когда она приходила к нему, то они вызывали по телефону Мэгги Спринклер и Витю с товарищами и начинали играть в Робинзона или в «германскую» игру.

«Германская игра» заключалась в том, что всех надо было разделить на рабочих и гитлеровцев, которые ловили рабочих и мучили.

Но все хотели быть рабочими, и Валя говорила, что если кому-нибудь быть гитлеровцем, то уж, конечно, Реджи.

Они рисовали мелом на его спине фашистский знак и с визгом разбегались по сторонам.

Валя нравилась Реджи; она была совсем как мальчик. Один раз даже Реджи чуть ее не ударил за то, что она сломала самую лучшую его теннисную ракетку.

Как-то раз он заехал за ней в автомобиле.

Марта просила его съездить за иголками в Запорожье — город в двенадцати километрах от строительства.

Когда они проезжали по Турбинной улице, они увидели сидевших на заборе двух девочек и трех мальчиков. Каждый из них держал в руках по толстому щенку. Это были пятеро детей слесаря Фесаенко, большие приятели Вали. Увидев Валю в автомобиле, они стали приветствовать ее и поднимать кверху своих испуганных вислоухих щенков.

Вале захотелось покатать ребят, и она заставила Реджи остановить машину. Тот нехотя затормозил и, полуобернувшись назад, смотрел, как кабинка наполняется крикливыми мальчиками и девочками Фесаенко и их щенками.

Реджи был возмущен этим и сказал Вале, что он довезет ее товарищей только до угла, потому что отец не позволяет так перегружать машину.

Потом они высадили детей и быстро поехали по гудронированному шоссе, лежавшему между вишневыми садами и большими хатами деревни Вознесенки.

Чтобы показать, как он хорошо правит, Реджи поехал третьей скоростью, хотя отец строго запретил это делать.

Автомобиль чуть не сшиб телеги с дынями и шагавшего рядом с нею крестьянина в большой соломенной шляпе.

В Запорожьи они остановились перед кондитерской, называвшейся тут «цукерня», и выпили колючей сельтерской воды.

Они остановились около «цукерни».

Целая толпа окружила автомобиль. Здесь были толстые старухи на искривленных каблуках, рабочие в синих комбинезонах, дети с обвисшими носками, девушки в кепках и ситцевых сарафанах, крестьянки с белоголовыми младенцами на руках.

Все они заглядывали в середину авто, восхищаясь бархатными подушками и хрустальной вазочкой для цветов.

Когда Реджи вышел из кондитерской в своих желтых брюках «гольф» и в песочном свитере с вышитым на груди зеленым попугаем, все смотрели на него так, точно это был не человек, а слон, вышедший из «цукерни».

«Какие дикари!» подумал Реджи, но он этого, конечно, не сказал.

Потом Валя покупала ему в кооперативе иголки, а он стоял и читал для практики русские объявления:

«Пролетарии Днепростроя, дайте своевременно ток стране!»

«Большой выбор красок Радуга».

«Здесь принимаются паевые взносы».

Обратно Реджи и Валя ехали без всяких приключений, и, когда приблизились к плотине, то вылезли из автомобиля и попросили милиционера за ним присмотреть.

Они стояли на маленьком деревянном мостике и смотрели, как Днепр бьется у подножья огромных быков, как с гулом и ревом бросается он в пролеты плотины, чтобы упасть вниз сверкающими двадцатиметровыми водопадами.

Над плотиной, на огромной высоте, прилепившись к железным фермам, работали электросварщики и клепальщики.