и что от чего. Пока душа одна и душа вторая горевали, тело здоровое принесло телу больному воды.
Больному телу полегчало. Оно больше не испытывало физической боли. Боль моральная продолжалась.
Продолжалась, потому что круг сомкнулся. Действия ждали его одни и те же. Глубокой ночью Антон наспех оделся, башмаки натянул и выполз на улицу. Бродить.
Отрекается Дьявол, говорит: без меня сможешь, раз без Бога смог. И человек остаётся с собой. Он теперь сам себе всё. И дьявол и бог.
Понимал, Представлял себя иссохшим. Обречённым на медленную смерть. Человеком гнильём, человеком, гниющим во всём, гниёт с ним, и все, что было у него и его родители тоже потихоньку начинают истекать кровью от ужаса за сына, и гноем. От непонимания и тупящего страха.
Очень хорошо Антон понимал и очень внятно, не был он таким убеждённым эгоистом, каким по праву мог быть, по праву от эпохи, в которой воспитывался. И по этому очень чётко он видел, как больше всего, больше его самого в тысячу раз, страдают его родители. Страдают по настоящему.
Как плачут. Постоянно ни с того ни с сего плачут пока его нет дома, утешают друг друга, то отца утешает мать и спокойно, мудрым и добрым голосом говорит что-то, утешает, то наоборот, Он – её. А если вместе, одновременно, в горло ком залезет и не растворится, наружу вырвется с громом слёз, кто их утешит, когда они оба беспомощны.
И главное, пока ему хорошо с ней, он просто употребляет теперь наркотики, часто под кайфом, они ревут и утешают себя словами, что мол "поправится их сын, ум возьмется, быть может, откуда то…."
Но каждый раз теперь, после их с Катей "свидания" все исчезает. Тот свет, та атмосфера, тот уют и идиллия, с самой красивой женщиной в мире, все горит и в огне этом горит он прежде всего.
А в любом огне гореть больно. Каждое их свидание будет обрываться и также болезненно. Еще более болезненно, если будет еще больше счастья. И ему не захочется это счастье обрывать. С любимой женщиной мало просто свиданий, всегда расставание – мука, и хочется быть вместе. Всегда вместе. И значит, наркотики он будет употреблять постоянно, чтобы не прерывать свидание. Он понимал, что, поставив ее на небесный пантеон и являясь ее любимым и ей нужным, он во имя любви предаст любовь. Что тогда будут говорить друг другу, друг друга, утешая, отец и мать? Сейчас они будут говорить о том, что он ум обретет. А что они будут говорить для утешения, когда их сын будет вечно под наркотой. Беспробудно счастлив со своей великой любовью? Пришит той ниткой? Они будут утешать друг друга, явно врать друг другу, а он в это время во имя любви будут все больше и увереннее холодной рукой убивать любовь.
Нести горе, обворовывать, унижаться, что бы быть вместе со своей любимой.
Мир, сужающийся. как ты прекрасен, как счастлив в тебе умирающий. Погибая, твердил:
"Любовь никогда не требует крови во имя себя. Любовь никогда не принесет в жертву другую любовь, потому что иначе это любовь на ненависти, а любовь и ненависть – антонимы.
Вера в это, даже если это неправда – держатель мира."
И мы прощаемся с тобой, Антон. Мы многое сделали для тебя, оставив тебя в своём пространстве. Мы не предали тебя и не унизили тебя. Мы прониклись в тебя, попытались тебе помочь, не были безучастны.На этой ноте нам стоит закончить наше тяжёлое знакомстов с тобой, потому что реальность, данную тебе теперь, выбранную, впрочем, тобой, мы не выдержим. Только ты, закалённый, знавший свой путь её выдержишь. Закалённй любовью, Антон…
Антон отпускает шланг, ниточку, которой он был привязан к космической станции, пока-пока.
Но я добавляю от себя пару минут из того что было далее.
Антон всегда испытывал чувство неполноценности, как будто в его жизни чего то не хватает.
Чего-то, что сделало бы его жизнь интересной, яркой, насыщенной. Заполнило бы моменты,
когда нечего делать, моменты пустоты. Он сел в кресло, сидел долго, пытаясь, что-то
извлечь из музыки, игравшей в той комнате, в очередное отсутствие родителей.
Раздражает. Встал и выключил музыку. Сел теперь уже в тишине. Неудобно и
некомфортно все равно. Да и еще больше, вдвойне. Шкафчики письменного стола
открыл, закрыл, каждый по несколько раз. Очень суетился, нервничал и хотел
успокоится. В итоге случайно, а вернее неслучайно схватил лист бумаги,
написал: "схожу с ума потому что…" – зачеркнул все.
С новой строки: "с ума схожу… ведь" – зачеркнул все, резко встал,
сделал несколько нервных и ненужных движений, несколько раз сморщил лицо,
в несколько разных сторон посмотрел. Опять сел. Опять неудобно сидеть.
Опять все не то. Взял ручку, тут же положил и тут же опять взял.
Написал ниже двух "нехороших" строк: "схожу с ума, и идет зима,
ты и свет и тьма". Еще на минуту задумался, но на этот раз неподвижно
покусывая кончик ручки. И еще ниже написал на листе: "я никогда
не забуду тебя.
Никогда не было тебя,
но все так же любя,
встретимся позже,
если ты есть,
быть может".
Он еще только начал писать стихи.
