Развитие принципов книгоописания - [6]
Эти же черты отличают и другие списки книг, составленные александрийскими грамматиками, упоминания о которых встречаются у античных авторов. Расположение описаний в этих списках не выдержано по какой-либо одной системе. Применялся и систематический, и хронологический, и алфавитный порядок. Краткость известных нам алфавитных списков не вызывала необходимости в строгой алфавитной последовательности, поэтому группировка описаний в них проводилась лишь по первой букве первого слова.
Очень немного сведений дошло до нас и о библиотеках Древнего Рима. Еще меньше знаем мы о существовании в эту эпоху каталогов. В какой-то мере оно подтверждается высказываниями Сенеки (первая пол. I в. н.э.), который осмеивал богатых граждан, читающих только заглавия книг по каталогам своих библиотек, или Марка Аврелия (сер. II в. н.э.), который рассказал, как его слуга разыскивал в римских библиотеках по спискам рукописей одну из речей Катона, а также свидетельствами некоторых других римских авторов>{11}. Однако ни одного образца библиографического описания от римлян не сохранилось, и, по-видимому, это не случайно.
Многие исследователи, справедливо характеризуя греческую науку александрийской эпохи и римскую первых веков нашей эры как энциклопедические, отмеченные интенсивным собиранием, перепиской и истолкованием ранее созданных произведений, высказывают различные предположения по поводу того, что мы не имеем сколько-нибудь серьезных доказательств развития каталогизации в эти периоды. Так, например, М. Н. Куфаев считает, что каталоги и библиографические списки «производились главным образом в недрах самих библиотек, и, находясь в единичных экземплярах, не имели широкого распространения и не предназначались для этого, почему и не сохранились до нашего времени»>{12}. Возможно, подобное объяснение до некоторой степени справедливо, однако нет сомнений и в том, что если бы каталоги и библиографические работы служили в то время важным инструментом научного исследования, они не могли бы исчезнуть бесследно. Очевидно, причина слабого развития библиографии и каталогизации заключается в специфических потребностях научной работы той поры, в преимущественном интересе к основному содержанию наиболее значительных произведений, удовлетворявшемся знакомством с ними по антологиям, переложениям, комментариям и парафразам и не вызывавшем необходимости точного учета их различных списков.
Большим успехом каталогизации в античном мире является употребление греками имени автора как определяющего признака при описании рукописных книг. Однако можно вполне согласиться с мнением автора одного из последних зарубежных обзоров по истории каталогов Р. Страут, что в развитии каталогизационных методов между древними и нами не было преемственности, античная практика оставалась неизвестной и в эпоху Возрождения и, следовательно, не могла оказать никакого влияния на последующее развитие принципов книгоописания>{13}.
Инвентари западноевропейских монастырских библиотек VIII-XII вв. Отрывочные сведения о средневековых каталогах появляются начиная с VIII в.; более или менее систематически эти каталоги изучены начиная с XI в.>{14}. Одним из любопытных документов, относящихся к VIII в., является перечень книг, подаренных церкви св. Климента в Риме папой Григорием I (Великим). Запись, выполненная на мраморной доске, на три четверти состоит из обращения к богу и заканчивается следующими словами: «Господи, я прошу тебя, прими эти книги, как ты принял лепту вдовы, — книги Старого и Нового завета, книги октоих, деяний царских, псалмов, книги пророков, Соломона, Ездры, со всем, что в них содержится. Читатель, разыщи продолжение этих строк»>{15}.
Другим документом этого времени является стихотворный список книг, имевшихся в библиотеке Йоркской церкви, который был составлен крупнейшим ученым и деятелем культуры периода так называемого «каролингского возрождения», сподвижником Карла Великого англичанином Алкуином из Нортумберленда (735—804). Это, собственно говоря, отрывок из поэмы, написанной после того, как Алкуин покинул Англию и поселился при императорском дворе, так что он с большой натяжкой может быть признан каталогом, хотя и упоминается как таковой большинством исследователей>{16}. Он интересен для нас тем, что книги Йоркской библиотеки перечисляются только по именам их авторов. Оба этих своеобразных документа заслуживают внимания лишь постольку, поскольку они приподнимают завесу над возможным характером каталогов предшествующих веков ранней европейской цивилизации, от которых до нас не дошло никаких свидетельств о каталогах.
Развитие каталогов в последующие века пошло по совершенно иному пути, связанному с особенностью культурного развития средневековой Европы. Монастыри, интенсивно возникавшие с середины VI в., стали на долгие годы единственными центрами собирания, а затем и производства книг. Книги, представлявшие значительную материальную ценность вследствие трудоемкости работ по их переписке и чрезвычайной дороговизны пергамена, составляли одну из важных частей монастырского имущества и потому подлежали строгому учету. Это и вызвало уже в те далекие времена необходимость составления инвентарных описей монастырских библиотек. Ничего другого от этих описей и не требовалось. Ведь библиотека средневекового монастыря располагала ничтожным количеством книг преимущественно духовного содержания, среди которых встречались и некоторые произведения античных писателей, приспособленные церковью для пропаганды своей идеологии. Использовали эту литературу главным образом монахи и средневековые ученые, которые, как правило, хорошо знали состав своей библиотеки. Книги за пределы библиотеки почти не выдавались, разве что в соседний монастырь для переписки, а наиболее ценные даже приковывались цепями к столам и полкам, на которых они размещались. Понятно, что при таких условиях работы библиотека легко обходилась без справочного аппарата для раскрытия своих фондов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) – видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче – исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
1968 год ознаменовался необычайным размахом протестов по всему западному миру. По охвату, накалу и последствиям все происходившее тогда можно уподобить мировой революции. Миллионные забастовки французских рабочих, радикализация университетской молодежи, протесты против войны во Вьетнаме, борьба за права меньшинств и социальную справедливость — эхо «долгого 68-го» продолжает резонировать с современностью даже пятьдесят лет спустя. Ричард Вайнен, историк и профессор Королевского колледжа в Лондоне, видит в этих событиях не обособленную веху, но целый исторический период, продлившийся с середины 1960-х до конца 1970-х годов.
В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.
Книга «Секрет Черчилля», принадлежащая перу известного во Франции, Бельгии, других европейских странах и США журналиста Э. Н. Дзелепи, посвящена периоду последних лет второй мировой войны и первых лет послевоенного периода. Она представляет собой серьезное и весьма интересное исследование, написанное на основе изучения богатого документального материала и широкого круга мемуарных источников. Главная тема книги — раскрытие коварных замыслов Черчилля в последний период войны и первые послевоенные годы, его стремления разжечь пожар новой мировой войны, объединить все империалистические, все реакционные силы для «крестового похода» против СССР.
Автор — полковник, почетный сотрудник госбезопасности, в документальных очерках показывает роль А. Джангильдина, первых чекистов республики И. Т. Эльбе, И. А. Грушина, И. М. Кошелева, председателя ревтрибунала О. Дощанова и других в организации и деятельности Кустанайской ЧК. Используя архивные материалы, а также воспоминания участников, очевидцев описываемых событий, раскрывает ряд ранее не известных широкому читателю операций по борьбе с контрреволюцией, проведенных чекистами Кустаная в годы установления и упрочения Советской власти в этом крае. Адресуется массовому читателю и прежде всего молодежи.